Портрет второй жены (Единственная женщина)

Берсенева Анна

– Интересно, зачем это вы за мной наблюдали и когда? – словно со стороны услышала она свой голос и удивилась тому, что он даже не дрожит. – Думаете, меня проще запугать, чем Юрия Владимировича?

– Ого, какие коготочки! – хмыкнул Подколзев. – Поздравляю, Юрий Владимирович, отличное приобретение!

Лизе пришлось тут же вцепиться в Юрин рукав. Она поняла, что последует за этими словами, когда Ратников начал подниматься из-за стола.

– Юра, перестань, прошу тебя! Не хватало еще скандала из-за этого ничтожества!

– А что? Юрий Владимирович

без комплексов, за ним не задержится, живо в ухо засветит, – спокойно заметил Подколзев. – Ладно, ухожу, не буду разрушать вашу идиллию. Приятно было поближе познакомиться, Елизавета Дмитриевна.

– Вот гад! – произнес ему вслед Ратников. – Надо было и засветить, раз нарывался.

Лиза невольно улыбнулась, несмотря на то что разговор с Подколзевым подпортил ей настроение.

Впрочем, Юра был совершенно спокоен и тут же принялся рассказывать о знаменитом «по де фе», которое ожидалось на сегодняшнем вечере.

– Вот это – еда! – сказал он с таким аппетитом в голосе, что у Лизы потекли слюнки. – Переводится просто «мясо на огне», но варится одновременно в семи кастрюлях, и результат – за уши не оттащить!

– Просто удивительно, Юра, – сказала она. – Ты мне не казался гурманом. Откуда ты все это знаешь?

– Ну, почему же не знать, если я это ел? Это же не таблицы Брадиса, можно и запомнить.

Лиза вдруг подумала о том, что это «мясо на огне» он ел в Париже и, конечно, сидел в парижском «Максиме» с женой.

«Зачем я думаю об этом? – тут же одернула она себя. – Разве я не знала, разве он скрывал это от меня?»

«По де фе» действительно оказалось великолепным. Господин Карден с удовольствием сообщил гостям, что это мясо – фирменное блюдо лучшего повара Франции, его близкого друга. Лиза краем глаза заметила, как совсем юная девочка за соседним столиком глянула после его слов в собственную тарелку с нескрываемым уважением.

Может быть, в любой другой вечер ей было бы интересно подольше посидеть в таком ресторане, разглядывая редкостных гостей. Но сегодня воспоминания о дороге сюда, о Юриных блестящих в полутьме машины глазах, о его губах, осторожно касающихся ее руки, – накатывались на нее волнами, и в эти мгновения ресторанный шум становился таким далеким…

– Поедем, Лиза? – услышала она Юрин голос. – Ты устала?

– Нет, что ты! – возразила она почти испуганно. – Наверное, ты еще не со всеми поговорил…

– Да ну, что здесь, стол переговоров? Поедем, поедем. По-моему, ничего интереснее «по де фе» не ожидается. Пепельницу хочешь?

– Ой, Юра, не надо! – Лиза даже испугалась при мысли о том, что он будет запихивать пепельницу в карман. – Я ведь не курю!

– Да я шучу, шучу, не бойся. Может, хоть салфетку взять? – тут же снова поддразнил он.

Они оказались не единственными, кто покидал вечер раньше времени. Режиссер Парин и его дама уже стояли у выхода.

– Что, Юра, отметился? – спросил Парин. – Я так ни за что бы не поехал, если б не Лидия Андреевна.

– Не понимаю, Алеша, чем ты недоволен? – певучим голосом

произнесла жена. – По-моему, прелестно посидели, очень мило получилось, парижское прямо-таки местечко.

– Ну его к бесу, понабегут теперь бандиты, и весь тебе Париж. Как там папа, а, Юра, скрипит?

– Ничего, все нормально, Алексей Васильевич. Работает, доволен.

– Ну, привет ему передавай и Элечке тоже. Все позвонить не соберусь никак. Кто мог думать, Юрочка, как жизнь повернется!

И, ласково похлопав Ратникова по плечу, Парин вышел на улицу, под руку с Лидией Андреевной, прямо к мощному черному «Мерседесу» с тонированными стеклами.

Их машина тоже подъехала к самому входу, Лиза даже не успела вздрогнуть под порывом осеннего ветра. Словно счетчик невидимый включился в ее голове, и каждый щелчок отдавался болью: минута, еще одна – скоро мелькнут справа огни метро «Аэропорт»…

Она не сразу поняла, что они едут совсем в другую сторону. Ей только показалось, что дорога длится слишком долго. Взглянув в окно, она заметила, что машина объезжает пустой постамент на Лубянке, выходит к набережным – и тут же вся кровь бросилась ей в лицо. Она поняла, что Юра везет ее не к ней домой, и не в силах была поднять на него глаза.

Это должно было произойти, это должно было произойти непременно, и она ждала этого, и боялась, и не решалась признаться себе самой, отчего трепещет ее сердце каждый раз, когда между ними захлопывается дверь ее подъезда… И вот – они едут куда-то вдвоем, Юра не произносит ни слова, и она понимает, что не нужны сейчас никакие слова…

Громада высотки на Котельнической набережной выросла перед нею совершенно неожиданно. Как ни странно, Лиза до сих пор не знала, где живет Юра.

Они вышли из машины, остановились у величественного подъезда. Лиза не чувствовала холода, хотя ветер подхватывал ее легкое платье. Юра не отпускал машину, глядя на Лизу с каким-то странным, почти умоляющим ожиданием.

– Я не спросил тебя… – сказал он наконец. – Я не мог отвезти тебя сейчас и расстаться, я не могу больше так, Лиза…

Он выговорил ее имя растянуто и нежно, и она вздрогнула, проваливаясь в манящую глубину его голоса.

– Отпусти машину, Юра, – сказала она.

Лицо его просияло, он махнул шоферу и обнял ее за плечи.

Квартира встретила их таким пугающим молчанием, что Лизе стало не по себе, когда они вошли в темную прихожую. Юра тут же нажал на выключатель, вспыхнул светильник высоко под потолком.

Когда они ехали в машине и он не отводил ее руку от своих губ, когда он обнял ее у подъезда, – Лиза не чувствовала ни малейшего смущения, только счастливый трепет, только желание продлить каждое мгновение. Но сейчас, в глухой и словно бы зловещей тишине его огромной квартиры, она растерялась, почувствовала неловкость и неправильность происходящего. Может быть, если бы он поцеловал ее сразу, в прихожей, вся неловкость тут же исчезла бы. Но и Юра смотрел на нее как-то растерянно, словно не решаясь прикоснуться.