Поручается уголовному розыску
Шрифт:
— Хотите, считайте, что я был. Мне все равно.
— Поймите, — спокойно заговорил Антон. — Совершено преступление. Допустим, вас накажут, а настоящий преступник-запевала останется на свободе. Он может совершить более страшное преступление.
На лице Костырева мелькнуло не то сожаление, не то улыбка:
— Это ж хлеб для вас.
— Поменьше бы такого хлеба. Хочется, подписывая обвинительное заключение, иметь чистую совесть.
— Пусть совесть вас не мучает. На допросе меня не запугивали.
Антон достал фотографию мертвого Гоги-Самолета и, подав ее Костыреву, спросил:
— Вам знаком этот человек?
Костырев с нескрываемым удивлением уставился на снимок и тихо проговорил:
— Кажется, Гога-Самолет, — вскинул глаза на Антона. — Мертвый, что ли?
Антон кивнул головой.
— Кто это его?
— Вам лучше знать, — с намеком сказал Антон. Костырев буквально впился взглядом в фотографию.
Лицо его заметно бледнело. Он опять взглянул на Антона и спросил:
— В магазине, что ли?
— Да, в магазине. Надеюсь, теперь понимаете, какую ответственность берете на себя?
Наступила затяжная молчаливая пауза. Щеки Костырева вздувались желваками.
— Что на это скажете? — поторопил Антон.
— Никого я не убивал и в магазине не был, — изменившимся, глухим голосом ответил Костырев. — Но если вы не можете найти убийцу, пишите на меня.
— Слушайте, Федор! — не сдержался Антон. — Что вы чудака разыгрываете?! Мохов был в магазине?
— У него спрашивайте, — глядя в пол, пробурчал Костырев.
Антон взял себя в руки, заговорил спокойно:
— Первый раз из-за Мохова вы получили пятнадцать суток, сейчас можете заработать несколько лет.
Костырев исподлобья взглянул на Антона:
— Пятнадцать суток я из-за себя получил. Не могу видеть, как пятеро здоровых мужиков лупят одного хиляка. Не вытерпел, заступился.
— Что у вас произошло со Светланой Березовой? — Антон решил показать свою осведомленность. — Почему вы ей такое письмо прислали?
Костырев подался вперед, будто его неожиданно толкнули в спину.
— Никаких писем я не слал, — ответил хмуро и глубоко задышал, словно в кабинете не стало хватать воздуха.
— Хотите очную ставку с Березовой? Или показать письмо? Надеюсь, узнаете свой почерк?
— Зачем?! — Костырев совсем чуть не задохнулся. — Зачем Березову путаете?
— Затем, что читал это письмо, а вы отрицаете…
— Ну, и работка у вас… В интимное даже нос суете. Ну, написал письмо. Пожалел девчонку. Пусть ищет себе достойную пару. Я теперь уголовник, мне в тюрьме гнить.
— Любит она вас, — серьезно сказал Антон.
— Это уж в следовательскую компетенцию не входит. Не путайте девчонку,
— С кем Мохов был в «Космосе», когда вы там сидели последний раз со Светланой Березовой и Людой Сурковой?
— Откуда мне знать.
— В охранной сигнализации Мохов разбирается?
— Не знаю.
— Кто отключил сигнализацию?
— Не знаю.
— На райцентровской электростанции у Мохова друзья или знакомые есть?
— Откуда мне знать всех его друзей и знакомых.
— Вы курящий?
— Нет. И никогда этой дрянью не занимался.
— Почему пить последнее время стали?
— Для интереса несколько раз попробовал.
— Вам известно было, что Мохов обворовал магазин?
Костырев промолчал, будто не слышал вопроса. Лицо его стало непроницаемым. — Не хотите говорить? Опять молчание.
— Что можете еще добавить по делу?
— Нечего мне добавлять. Сажайте в тюрьму.
Антон убрал со стола в портфель кепку и фотографию Гоги-Самолета, посмотрел на понуро опустившего голову Костырева и сказал:
— С сегодняшнего дня вас переведут в следственный изолятор, как подозреваемого в преступлении.
Костырев пожал плечами.
Павел Мохов был противоположностью Костырева. Низенький, тщедушный, с широкой и плоской грудью, он, оправдывая свою воровскую кличку, и впрямь походил на клопа увеличенных размеров с непропорционально большой головой. Зачесанные назад давно немытые волосы доходили чуть ли не до плеч. С первой минуты допроса Мохов повел себя бывалым уголовником. На анкетные вопросы отвечал быстро, ничуть не смущаясь, глядя Антону в глаза.
Было похоже, что он подготовил хитрый ход, и допрос следовало вести осторожно. Нужен был какой-то необычный вопрос, чтобы спутать план Мохова, какая-то неожиданность. Закончив анкетную часть, Антон незаметно включил магнитофон и спросил:
— Закурить у вас не найдется? Мохов опешил, но тут же нашелся:
— Угостил бы, начальничек, только в кэпэзэ все изъяли. Сам знаешь здешние порядки — чуть початая пачка «Северной Пальмиры» уплыла.
Антон сделал вид, что действительно ищет курево. Запустил руку в один карман, в другой и огорченно сказал:
— Я «Северную Пальмиру» не курю. К ростовской «Нашей марке» привык.
Физиономия Мохова совсем расплылась в улыбке:
— Денька на три раньше, угостил бы и «Нашей марочкой». Шикарные сигаретки, хоть и не Ленинградская фабрика выпущает.
Сердце Антона застучало, будто у заядлого рыболова-любителя, долго сидевшего над неподвижным поплавком и вдруг увидевшего резкую поклевку. Произошло то, что часто называют везением, — Мохов «клюнул», как говорят, с ходу. Сейчас надо было дать ему возможность поглубже заглотить «крючок».