Порядок в культуре
Шрифт:
Пожалуй, все началось с А.Кабакова, с его «Невозвращенца», пугающего публику обезьяноподобными существами, производящими погромы-разгромы на просторах отечественной истории. Давно началось. Но сколь «веревочке» не виться, все равно, в согласии с простейшей логикой (когда так много оказалось продолжателей), приходится стать тенденцией. Наш российский доморощенный постмодернизм доигрался до вампиризма. Высосав классику известным способом симулякрирования, осушив европейские интеллектуальные закрома травестированием, бросили писатели все силы свои в глубь отечественной истории, чтобы высосать и ее кровь. И чем глубже пласты истории («Кысь» Толстой — это была только «совковая» поверхность, «День опричника» Сорокина — не бог весть какая историческая даль!), тем мощнее «кровеносные сосуды». Тем лучше писателю-вамп.
Любой роман требует некоторого объема исторического пространства. В романе «ЖД» оно изначально искривлено введением фантастического элемента: действие его происходит «впереди» нашего времени, где-то году в 2015-м. Потому не удивляйтесь соседству в этом тексте мобильного телефона и докультурных легенд, персональных самолетов
Не ищите в «ЖД» литературы — ее там нет, если под «литературой» понимать возможность бескорыстного эстетического наслаждения и свободного размышления. Не более двадцати страниц порядочно-саркастического чтения можно получить, если хорошо «отжать» семисотстраничный опус Быкова. Все остальное — бесконечные говорящие головы, ведущие идейные битвы всегда и всюду (в постели с любимой, на тусовках, в армейских казармах, и даже во время «генерального сражения»). Книга написана не для людей, а для экспертов, выдающих «фантастические премии» (две престижные премии от фантастов Быков уже получил) или просто «большие» (он ее тоже уже получил).
Фантастический элемент позволяет автору многое: поиграть в альтернативную историю, произведя ее «кастрацию» до требуемого «концепта». А «концепт» таков: долгие, очень долгие столетия территория России разделена между ее «законными» и «незаконными» наследниками — хазарами, варягами и загадочным коренным населением. При этом для хазар «незаконны» варяги, для варягов — хазары. А все вместе считают «эту землю своей» и за это право собственности давно и упорно воюют, от века к веку иссякая силами в этой перманентной войне. Первые и вторые попеременно оказываются у власти (варяги — более продолжительное время, а хазары — только в 20-е, да в 90-е годы XX столетия). Но и хазары, и варяги всегда угнетают удобное коренное население, которое никогда не оказывало им (завоевателям) никакого сопротивления, но таилось внутри себя, «сохранялось» и тоже медленно и неуклонно деградировало. Таким образом, из истории взяты два «эпизода» — существование хазарского каганата и призвание варягов, и оба возведены в роль абсолюта, определяющего все и вся в этом странном государстве под названием Россия.
2. Идеи с панели
Все начнется с гражданской войны: национальная гвардия (варяги) вяло воюет с ЖДовскими силами. А обеим вместе противостоят «бородачи в ватниках» — партизаны. Можно сказать, что Быков прямо начинает свой роман с «высшей точки» войны (длящейся три года), когда все силы собраны в «дегунинском котле», расположенным в середине России (Дегунино пафосно объявляется «геополитическим сердцем Евразии» и «тот, кому оно будет принадлежать, получит власть над миром»). Сама несоразмерность масштаба места действия (Дегунино — деревня) и самого действия (война — как нечто должное быть грандиозным) дает автору много поводов для наслаждения собой. Собственно вся эта канитель с гражданской войной Быкову нужна по нескольким причинам. Ведь, несмотря на фантазмы «ЖД», все свои «любимые мысли» автор, как писатель реформаторского периода российской словесности, собрал с улицы. А на улице не раз будировался вопрос междоусобиц (гражданских неповиновений, березовых революций и прочих опасных неуправляемых настроений, вот автор и бдит, и предупреждает).
Придумав гражданскую войну, писатель-вамп, таким образом, показывает ее как нечто вполне типическое для истории России и ее населения, поскольку одна из целей этой войны (помимо застарелого спора о праве на нее хазар и варягов) — истребление «внутреннего врага» («внешний давно не совался в это заколдованное пространство»). Внутренним врагом выступают для тех, кто пребывает «во стане русских воинов», естественно хазары (они же иногда «жд», хотя Быков не настаивает на строгой этничности этого сокращения). Далее — война отличный повод, чтобы показать всевозможные отвратительные армейско-варяжские типы (они же — «государственники»). Тут автор «отрывается» с большим удовольствием, зарисовывая образчики «лучших традиций варяжского генштаба»: «национальная гвардия была в плачевном состоянии — теперь ее обращала в бегство любая банда»; «все вырождалось»; за три года войны расстрельные команды своих постреляли много больше, нежели потеряли в боях; руководившей этой нацгвардией вояка генерал-майор Пауков тупо и бездарно понимал «наше русское дело», «ненавидел всех своих офицеров и солдат» — «в этом смысле он был истинный варяг, природный северянин, чья генеральная цель не столько захват земель или обращение в бегство противника, сколько максимально эффективное истребление собственных войск» (тут у автора снова говорит свободолюбивая улица — с ее простенькой дискуссией о наших войнах, на которых победа всегда доставалась количеством убитых, находилась в прямой зависимости от веса «пушечного мяса»). Прочие персонажи из армии варягов вообще недостойны внимания, за исключением капитана-иерея Плоскорылова. Именно так — иерея.
Это у нас, в реальной жизни, Русская Православная Церковь создала отдел по взаимодействию с армией, а вот Быков (опасаясь этой тенденции «проникновения Церкви в государственные дела») пошел смело дальше, слив церковную и армейскую иерархию «в один флакон», наделив своего «политрука»
Итак, варяжство по Быкову — это сгущенная русскость, это гипер-русские, которые не имеют никакого отношения к территории России, к ее земле (кроме захватнического). Ради этой «любимой мысли» текст до отказа набит русскими «побрякушками», то бишь «русским национальным дискурсом», в котором все расставлено строго композиционно, согласна либерального устава. Есть тут и «чмо красноармейское», и «Аншлаг», потешающий солдатню и «особо знатно» изображающий «ЖДов — жирных, с портфелями»; и чистка населения, и философия общего дела, и «норманская концепция», и Русское Дело — «последний оплот мирового духа»; и Леонтьев, Шпенглер, Вейнингер, Меньшиков, Ницше как «милые сердцу истинных норманнов» (это уже для идейной улицы писано), и Русская комната в воинских частях армии, и «чистое русское поле», у края которого производятся расстрелы своих; и «голос патриотического ребенка», и «Нордический путь», и прародина санскрита, и Велесова книга, и Гиперборея, и Аркаим, и дорогие сердцу варяжские архетипы — особенно ценился «лизать сапоги»; и «уродливая луковица» как «неотъемлемая» архитектурная часть православного храма, и атрибуты «арийского нордического богослужения» (среди них — «платок, омоченный в хазарской крови», череп, свастика, кристалл, и само «богослужение, где молятся Яхве — «всеотцу расы нордическая», а также читают канон Велесу «козлобрадому»), и маршал Жуков на стенке у жительницы деревни, и патриотические «писатели-государственники», агитбригадой выезжающие в действующую армию; есть еще Лимонов, и прохановцы (и другие «соловьи генштаба») — в общем, все это наш автор не любит, а потому «сарказму» не жалеет, трудолюбиво, старательно (хотя, попеняем, несколько все же однообразно для изысканного вкуса) переводя «непонятные сущности» в сногсшибательные (как ему кажется) остроты и остракизмы.
Очень, очень эффектен наш автор — он красуется пышными названиями и культурными символами, «знаковыми» выражениями и роскошными именами, злободневными штампами и вечными истинами (впрочем, штамп и канон у него в одной цене)! Он ощущает над ними полную власть своего пера! Сам он, конечно, не способен ни Аркаима раскопать, ни Велесову книгу написать, ни переживать свое время всерьез и с той болью, как это получалось не только у Леонтьева или Меньшикова, но даже и у Лимонова, вот зато выхолостить до штампа, возвести в энную степень абсурда то, к чему он никогда не имел ни интеллектуального, ни эстетического отношения, «поднять ножку» рядом с значимым и значительным он вполне может. Это у него получается весьма эффектно, что, собственно, и отражает давно известный способ проникновения в историю, навсегда запечатленный русским баснописцем в известной басне о моське и слоне. И дело не в том, что нельзя посмеяться над загулом идей в отечественных головах. Очень даже можно, если цель — понять, освободиться от кривды ради правды. Но наш сочинитель принципиально на это не способен. Дело в том, что русская история для автора пребывает все время в какой-то безнадежной относительности (очевидно, что именно такое ее состояние и комфортно автору «ЖД»). А это уже методология, против которой не попрешь даже в «фантастическом» романе.
Методология Быкова — ее величество вульгарность, которой доступны только низины общественной «психики» и мысли. За что бы он ни брался в «ЖД» — за рассуждения о религиозном, христианском, оккультном, любовном или очень человеческом — все равно все сведется в эти низины (в болото). И тут он ничего с собой поделать не может — такова методология! (Она такова же и у Толстой с Сорокиным). Именно методология (она-то, естественно, сильнее Быкова) требовала от него украсить свое сочинение особенно сильными «деталями» — такими, как «расстрелы», которые варягам «приходилось производить лишь по праздникам, в дни особенно почитаемых святых».