Порыв ветра, или Звезда над Антибой

Носик Борис Михайлович

Да это ведь все и не имеет значения. Он мог вообще не увидеть укротительницу Жанну, хватило бы рассказов Шара и собственных фантазий (или как говорят еще французы, фантазмов)…

Невольно вспоминаются исступленно-восторженные любовные письма Пастернака к почти незнакомой ему Марине Цветаевой:

«…ты мое единственное законное небо, и жена до того законная, что в этом слове, от силы в него нахлынувшей, начинает мне слышаться безумие, ранее в нем никогда не обитавшее. Марина, у меня волосы становятся дыбом от боли и холода, когда я тебя называю… Это было первее первой любви и проще всего на свете. Я любил тебя так, как в жизни только думал любить».

Отправляя

Шару невероятное описание его былой подруги, но не желая зародить какие ни то недобрые подозрения в былом «капитане Александре», де Сталь прибавляет к этому восторженному гимну осторожную фразу о том, что его, Шара, ждут в этих местах по-прежнему. Почувствовав, что успокоить ревнивые чувства друга ему не удалось, де Сталь неделю спустя снова пишет Шару:

«Обнимаю тебя. Ни о чем не беспокойся… все тебя любят, всякий по-своему, за то, что ты им дал».

Что дал семейству прославленный резистант Шар, нам неизвестно, хотя иные из его не окончательно зашифрованных стихов, посвященных Жанне, содержат кое-какие смутные подробности:

«Я открою тебе то, что я люблю, как длинную вспышку жара, столь же необъяснимую, как то, что мне явила ты, Жанна, в то утро, когда повинуясь своим планам, ты вела нас от камня до камня, вплоть до самой своей глубины, той, что зовут вершиной…»

Впрочем, в те суматошные дни августа де Сталю было уже не до стихов: он был поглощен планами грандиозного путешествия. Он купил маленький грузовичок ситроен, заказал для кузова пульмановскую скамейку и поехал в Париж получать водительские права.

Вернувшись с правами, он усадил в этот фургон всех своих детей, беременную жену и Жанну, потом через Бриансон, где они подобрали жену местного супрефекта, давнюю подругу Рене Шара мадам Грийе, влюбленный де Сталь повез всю компанию через Рим в Неаполь на остров Сицилию. У художницы мадам Грийе были завидное чувство юмора, а также муж супрефект (который помог вписать всех законных детей во французский паспорт де Сталя) и некоторое знание итальянского языка, который отчего-то считается во Франции непостижимо иностранным. Чувство юмора мадам Грийе должно было разрядить атмосферу в странной компании, собранной де Сталем для совместного далекого странствия. Ни люберонка Жанна, из любопытства прельстившаяся этой редкой еще в те времена авантюрой, ни начинающий водитель-художник, удивлявший своими бросками даже ко всему притерпевшуюся итальянскую дорогу, ни беременная Франсуаза, которую без сомнения тошнило в этой пыли и тряске, ни замученные детишки атмосферу эту разрядить не могли. А жаль…

Тот, кому, как автору этих строк, довелось бродить по дорогам Сицилии, по следам древних греков, римлян, сарацинов, воинов, монахов, маслодавов, виноделов, дочерна загоревших туристов и нищих, тот, заверяю вас, сидя, как я, на исходе лет в деревенской глуши, – тот никогда не забудет подобных странствий. Боже правый, чего только не сберегла для нынешних странников сицилийская древность…

Никола де Сталь был в ту пору больше всего (если не считать чужой жены Жанны) увлечен греками. Ему казалось, что именно греки, земля греков, солнце греков и море греков откроют ему тайну света, приблизят его к откровению, без которого выживать ему становилось все трудней. Несмотря на атмосферу взаимной подозрительности и раздражения, царившую в грузовичке, он делал время от времени (впрочем, как вспоминает жена, не слишком часто) наброски в блокноте, пользуясь новейшим тогдашним изобретением, присланным из проклятого американского Вавилона (иногда он называл его Сионом), –

фломастером.

Близ Палермо внимание художника (а может, и его окружения) привлекли византийские мозаики в соборе, в Сиракузах – великолепный греческий театр и раскопки (автору этих строк довелось однажды ночевать в спальном мешке в лимонной роще под стенами этого театра – поспешите туда, читатели, пока еще можно)… Больше всех чудес Сицилии поразил Никола де Сталя древний Агридженто на холме над морем, тот самый, который древние греки называли Акрагас, а сарацины Гирженти. Здесь маячат руины храмов Юпитера, Юноны и Геркулеса, построенных за полтысячелетия до Рождества Христова…

Именно в Долине Храмов мадам де Грийе написала открытку своему другу Рене Шару, сообщая, что путешествие им выпало и «чудесное», и «ужасное». Жанна приписала от себя, что им «очень не хватает» Шара, а Франсуаза ограничилась подписью под коллективным посланием, оно и понятно: все самое ужасное выпало в этом странствии на ее долю – и жара, и тошнота, и ревность, и унижение… Что до главы экспедиции, то у него нервы к этому времени были совсем расшатаны. Он накричал на малыша Жерома, сшиб какого-то человека, ехавшего на мотороллере, и чуть не перевернул грузовичок с набережной в воду. Когда они добрались под вечер в древний Селинонте, допуск на развалины уже был закрыт, но де Сталь так яростно скандалил с охранниками, что они почли за лучшее пустить его погулять сверх положенного времени…

О, эти итальянские охранники древностей! У меня было когда-то немало друзей среди этих тружеников культуры. Иные из них делились со мной лепешкой, виноградом и флягой вина. Слушая с утра до вечера одни и те же речи экскурсоводов, эти талантливые сыны Италии и сами начинали предлагать всеядным иноземцам свои научные услуги. Но бывает в жизни тружеников святой час, когда они закрывают туристам доступ к любым древностям, потому что им не платят сверхурочных, а дома их ждут жены и дети. Конечно, неопытный де Сталь должен был многозначительно пошелестеть лирами кармане, а он учинил безумный скандал…

Вот уж если у тебя нет лир и ты бродишь автостопом, счастливый, свободный и холостой, со спальным мешком за спиной, как довелось мне однажды, тогда другое дело…

Помню, как охранник на раскопе виллы в Пьяцце Армерине сказал мне вполне дружески, запирая у меня под носом калитку:

– Опоздал, парень, конец рабочего дня. Да ты, друг, не грусти, тут в двух километрах заброшенная вилла у дороги. Переспишь там, а утром мы снова откроем. На весь день откроем. Откуда ты притопал? Из Москвы? Из самой Москвы? Счастливчик: там ведь у вас все бесплатно в Москве? Я сам читал в газете «Унита». И образование, и трамвай, и квартиры…Это правда?

– Почти все, – сказал я беспечно и отхлебнул кислого вина из его фляжки.

Я провел тогда чудную ночь на заброшенной сицилийской вилле. Даже крыс не было, одни летучие мыши. Зато на стенах были росписи… А утром я пошел на раскоп и осмотрел с мостков великолепные мозаики полов древнеримской виллы… В гостиной, в детской комнате, в ванной – тигры, дельфины, рыбы… «Квадратные километры мозаик», как писал потом в письме де Сталь. Писал наш бедный Сталь. Круглый сирота…

… С Сицилии перегруженный ситроен де Сталя снова перебрался на полуостров и двинулся в сторону Флоренции. Во Фьезоле смятенный художник вдруг забрал мадам Жанну Матье и увел ее одну на прогулку, бросив и беременную мадам де Сталь с детьми, и подругу Шара резистантку мадам Грийе. Ситуация осложнялась. Пришлось сокращать маршрут.