Пощечина
Шрифт:
— Что бы вы обо мне ни думали, Сэнди очень расстроена случившимся. Прошу вас, не нужно давать делу ход. Это пустая трата денег, пустая трата времени — и вашего, и нашего. В конце концов, это несправедливо. Несправедливо по отношению к ней.
Рози кривила губы в издевательской ухмылке. Когда Гарри закончил свою речь, она продолжала молчать, не сводя с него взгляд. Он заставлял себя не моргать, старался выдержать взгляд ее холодных голубых глаз. Гэри, ребенок, его брат — все куда-то исчезли. Он вел поединок с одной Рози. Хьюго выпустил сосок и икнул. В лице его матери промелькнуло беспокойство,
— Мне жаль твою жену. Но она сделала свой выбор, выйдя замуж за тебя. Ты ударил моего сына. Ее ты тоже бьешь?
Гарри сидел, как изваяние, втягивая в легкие воздух, медленно выдыхая.
— Уверена, что бьешь. А сына своего? Часто ты бьешь своего ребенка?
Вдох-выдох, вдох-выдох.
— Надеюсь, этот случай раскрыл ей глаза и она бросит тебя. Надеюсь, у нее хватит мозгов, чтобы уйти от тебя, мерзкий вонючий козел.
Его добил смех. Пьяный нервный смешок пускающего слюни Гэри.
Гарри резко поднялся, так что его стул отлетел к стене. Ребенок заплакал. Рози вдавилась в спинку стула.
— Мама! — Напуганный ребенок истошно вопил.
Рози прижала его к себе и встала.
— Гэри, — на ее губах играла торжествующая улыбка, — звони в полицию.
Сука. Она подстроила ему ловушку.
— Гэри, я сказала: звони в полицию.
— Успокойся, ради бога, все в порядке. Хьюго просто испугался.
Рози проигнорировала Гектора:
— Он нам угрожает. Он напугал Хьюго. Звони в полицию.
Гэри тоже встал и, пошатываясь, в смятении переводил взгляд с жены на Гарри. Гарри не сводил взгляда со стервы. Вот бы почесать кулаки о ее смазливое личико, наставить ей синяков, измордовать. Мальчик на руках Рози продолжал реветь. Украдкой глянув на сердитого чужака, он поспешил спрятаться в объятиях матери.
— Ну что, звонить?
Господи, ну что за мямля, недоносок. Недоразумение, а не мужик. Гарри увидел свой шанс. Он мог сделать из этого урода отбивную, избить его до полусмерти прямо здесь, в этой комнате, на глазах у его сына. В одиночку Гектор не сумел бы его остановить. Он мог бы раздавить это ничтожество прямо на глаза у его сына, такого же никчемного урода, как и его папаша, и мальчишка этого никогда не забудет. Это на всю жизнь останется одним из его первых воспоминаний. Он всегда будет помнить, всегда, что его отец — трус.
Гарри сделал глубокий вдох.
И тогда он — конченый человек. Его четвертуют. Ну что за жизнь?! Сплошь уродство и несправедливость. Мир, в котором слабаки, неудачники, всякая мразь прекрасно выживают, празднуют победу. Пустить бы им по пуле в лоб. Три пули — и готово.
Гарри взял свой пиджак и спокойно пошел из кухни в коридор. Он слышал, как ведьма орет, что вызовет полицию, слышал, как его кузен последовал за ним. Слышал, как плач ребенка, теперь уже задыхавшегося, давившегося слезами, перерос в истеричные вопли. Он пинком распахнул входную дверь и вышел в тихую прохладную ночь.
И перевел дух.
Гектора он ждал у машины. Закурил сигарету и с наслаждением затянулся, чувствуя, как очищается от скверны, наполняется добродетелью.
—
Драная кошка. Все они драные кошки. Он затушил сигарету.
— Мне очень жаль.
— Забудь. С этой швалью говорить бесполезно. Глупая идея.
Они поехали к дому Гектора.
— Войдешь?
Чтобы выпороть стерву, на которой ты женат?
— Нет. Поеду. Умаялся я что-то.
— Они… — Гектор пытался подобрать слова, чтобы охарактеризовать неудачную встречу.
— Какого черта ты якшаешься с этими дегенератами, брат? На что они тебе?
Гектор в растерянности раскрыл рот, а он завел свой автомобиль, взял зажигалку и, даже не махнув на прощание, закурил. Он будет дымить в своей машине, спалит ее, если пожелает, разобьет и утопит в реке, если ему так захочется. Он вел автомобиль аккуратно, ровно. Сигаретный дым приятно щекотал ноздри. Все-таки курение — чертовски приятное занятие.
Он даже не сознавал, что едет к Келли. Громко забарабанил кулаками в ее дверь. Келли впустила его. На ней были желтая футболка и мешковатый серый спортивный костюм. Волосы она собрала в конский хвостик. Без макияжа она выглядела моложе. Он наклонился и крепко ее поцеловал, впиваясь зубами в ее нижнюю губу. Она отпрянула, с тревогой посмотрела на него:
— Детка, что случилось?
Не отвечая, он переступил порог и потащил ее в комнату. Келли высвободилась из его тисков и заглянула в спальню дочерей. Гарри стоял в гостиной. Он слышал их голоса, но слов разобрать не мог. Келли вышла из детской и плотно закрыла за собой дверь:
— Ты их напугал. Ты что — пьян?
Он смотрел на нее, не отвечая. Она казалась такой смуглой, смуглой, маленькой и толстой в сравнении с той нервной австралийкой, от которой несло ядом и холодом.
— Я не пьян. — Он потащил ее в спальню. — У меня стоит, хочу тебя трахнуть.
Келли вновь оказала сопротивление. Но на лице ее расплывалась улыбка.
— Стоит, говоришь? Ладно, я только помоюсь.
Он метнулся к ней:
— Не надо. Пошли в спальню.
Она отпрыгнула в сторону, показывая ему язык, увернулась от него:
— Я сейчас.
В ее комнате пахло благовониями и резким цитрусовым ароматом ее духов. Он выдвинул нижний ящик комода и стал рыться под футболками и майками.
— Что ты ищешь, милый?
Она стояла в дверях — без футболки, в расстегнутом бюстгальтере, из которого вывалилась одна большая, полная и мягкая грудь. Келли отшвырнула бюстгальтер в сторону и подошла к нему. Взяла его руку и сунула ее под свою одежду в ящике, к самой стенке, где он нащупал холодный металл железной коробочки. Она вытащила коробку с изображением Тупака Шакура [59] на крышке и достала из нее маленький пластиковый пакетик с белым порошком. На лакированной деревянной поверхности комода она разделила порошок на три полоски:
59
Тупак Амару Шакур (1971–1996) — известный американский рэпер, киноактер и общественный деятель.