Пощечина
Шрифт:
— Кон, что с тобой?
Она отошла от костра и вновь села Ричи на колени. Положила голову ему на плечо. Он погладил ее по лицу.
Вернулся Ник. Остановился у ящика, нервно переминаясь с ноги на ногу.
— Хочешь сесть здесь? А я на траве посижу.
Глаза он таращил, как зверек. Вид у него был беззащитный и немного испуганный. Интересно, их грибы так уж хороши, как они говорят?
Она встала:
— Холодно. Пойду в дом. Вы бы тоже пошли туда, потанцевали.
Ричи опять непристойно фыркнул:
— Не с этими придурками.
— Они нормальные.
Ричи
— Видишь, я же говорил, что она инкубаторская. Одна из «нормальных».
Порой он был такой козел. Все ребята на вечеринке были хорошие, никто не выпендривался. Сегодня ей все нравились.
Она протянула руку Нику:
— Пойдем потанцуем.
Парень опешил, тряхнул головой:
— Я плохо танцую.
— Не парься. Это же не конкурс.
— Не-а. Я буду чувствовать себя идиотом.
— Ты не идиот.
— Идиот, идиот. Как и я.
Не обращая внимания на Ричи, она продолжала протягивать Нику руку:
— Идешь?
Ник сел на ящик. Уставился взглядом в землю.
Она пожала плечами:
— Ладно, пока.
Удаляясь, она слышала, как Ричи напевает, фальшивя, песню «Шугарбейбс» «Freak Like Me».
Ник велел ему заткнуться, но Ричи продолжал петь.
— Хочешь покурить?
К ней обращался Али. Он взял ее за руку — ладонь у него была огромная, ее рука утонула в ней — и потащил за собой к двери в конце коридора. Они вошли в какую-то комнату, и он плотно закрыл дверь. Они оказались в темноте. Шум вечеринки внезапно стих. Али включил свет. Они находились в спальне.
— Чья это комната?
— Гостевая.
— Надо же какая большая.
Конни увидела огромную кровать, большую репродукцию картины Мане на стене и на комоде у кровати — маленького золотого Будду в полулежащей позе. Али бухнулся на середину кровати, скрестил ноги. Вытащил мешочек с табаком, папиросную бумагу и маленький комочек гашиша. Он начал сворачивать сигарету. Конни в смятении думала, куда бы ей сесть. Она сбросила туфли и опустилась на краешек кровати, наблюдая за Али. Сесть, как он, скрестив ноги, в этом своем платье она, разумеется, не могла.
— Ты такая красивая, — прошептал он.
Она тронула кончики его волос. На ее пальцах остался липкий гель. Наверно, косметика на лице размазалась от пота, когда она танцевала, подумала Конни. Она огляделась, ища зеркало. Али, прочитав ее мысли, показал на дверь с облезающей поблекшей красной краской:
— Ванная там.
Она пошла в ванную, умылась, зачесала назад волосы. Не так уж и плохо она смотрится, отметила Конни. Она отступила от зеркала, оглядела себя. Платье, казалось, мерцало в неярком освещении ванной. У нее начинали стучать зубы: пожалуй, нужно еще выпить. Завтра утром изо рта у нее будет вонять. Она постарается больше не курить: от сигарет сохнут губы. Она широко открыла рот. Зубы, что ли, желтые? Улыбка слишком большая для ее лица. Вот если б у нее губы были поменьше, зубы помельче… А платье красивое.
Она вернулась в комнату, забралась на кровать. Али протянул ей сигарету, дал прикурить. После нескольких затяжек гашишем по телу разлилось
— Предки Джордана уже вернулись? — Наверно, уже было далеко за полночь. Фильм давно кончился. Дом пропах марихуаной и табаком.
— Они не придут, остались в городе. Мистер А. снял номер в гостинице на сегодняшнюю ночь. До утра их можно не ждать.
— Они слишком доверяют Джордану.
— Джорду можно доверять. Он не козел. Бардака не допустит.
Конни смотрела на потолок. Он был сделан под старину, с круглым панно из лепнины по центру, с середины которого свисала люстра. Панно представляло собой сложный растительный орнамент, раскрашенный вручную в красный, желтый, белый и зеленый цвета, так что оно было похоже на акварель. Али передал ей сигарету, и она посмотрела на него. Волосы его взмокли от пота, на смуглой коже — ни единой отметинки. У Али тоже был большой рот, но это его не портило. Он вполне мог бы стать моделью, хотя в его внешности не было ничего мягкого или женственного. Вид у него был властный. Властный.Она повторила это слово про себя. Ей было немного боязно оставаться с ним наедине.
— На что смотришь?
— Да так… — Она быстро затянулась и вернула ему сигарету. — Просто подумала, как так получилось, что вы с Джорданом стали друзьями.
— Ну да, ведь он весь из себя такой положительный, умный, а я всего лишь тупорылый мусульманин?
Конни покраснела. Она знала, что ее щеки и шея пылают. А смутилась она от того, что он угадал ее мысли — в какой-то степени. Нет, она вовсе не думала про то, что он мусульманин, да и неумным его не считала. Он просто плохо учился. Али рассмеялся над ее смущением:
— Мы знаем друг друга с детства. Вместе играли в детской футбольной команде.
— Серьезно?
Джордан был чистый гуманитарий. Собирался поступать в Викторианский колледж искусств, чтобы стать режиссером или актером, что-то в этом роде. А спорт Джордан Атанасиу даже и не любил.
— Играл он не очень хорошо, но идиотом не был. — Али затушил окурок в чаше. — Большинство людей — идиоты… — Он поднялся на колени и снизу вверх посмотрел на Конни. — А ты — нет.
Али казался огромным, возвышался над ней, будто великан.
— Конни, — решительно сказал он. — Сейчас я тебя поцелую.
Целовал он ее настойчиво, но не причиняя боли. Его губы, язык, зубы, слюна обволакивали ее рот. А вот Гектор, осознала она, всегда целовал ее нерешительно, будто сдерживался. Это она всегда проявляла настойчивость и нетерпение. Сейчас же лидером был Али, и ее губы, руки, тело подчинялись ему. Она могла бы целоваться с ним всю ночь. Она и не подозревала, что это может быть такое простое, естественное удовольствие. Она ни о чем не думала, ее разум не парил над телом. Существовали только она, Али и этот поцелуй. Поцелуй поглотил ее.