Поселок на трассе
Шрифт:
Стали спускаться к трассе по другую сторону холма, шли молча, только уже на трассе Анатолий заговорил:
— Я разгадал тебя лишь теперь; там, над гнездом, понял до конца; все твои чертежики, работу до исступления, жажду создания человеческого жилья, жажду построить дом, которого у тебя не было…
Мимо пронеслась Оленька на велике, сидела на раме, вцепившись в руль у самой втулки, поддерживаемая каким-то мальчиком. Другая девочка, постарше, щеголяя импортными колготками, топталась на асфальте, ожидая своей
— Тата, а ты что? Ты на велик, Тата?
Велосипедист вернулся без Оленьки, подхватил Тату и полетел к многоэтажке.
— Нам пора домой, — высматривал Оленьку Никита.
Их обогнала „Волга“, мягко притормозила, ждала чуть впереди.
Когда они подошли, передняя дверца распахнулась.
— Что ж это, сосед любезный, не заявляешься? — выглянул из „Волги“ осанистый человек, сидевший за рулем. — Вознеслись, товарищи дорогие, на этажи, оторвались от земли?
— Сваи нашего небоскреба глубоко уходят в землю, учтите Пахом Пахомыч, — возразил Никита.
— Здорово! Твой дед, бывало, своими корнями гордился, а ты на сваи перешел! — добродушно заулыбался хозяин „Волги“. — Ну, да это присказка, а дело впереди. Четвертый требуется. Преферанс составляем. Договорились?
— Я о преферансе давным-давно позабыл, Пахом Пахомыч, грехи третьекурсника. Не обижайтесь, но душа не лежит. — И тут же спохватился. — Да вот, пожалуйста, знакомьтесь, мой друг Анатолий, любую игру составит, в картежных фигурах большой мастак. По, разумеется, но маленькой.
— А для нас карты не заработок, а удовольствие.
— Так в чем же дело?
— Ждем! воскликнул Пахом Пахомыч, присматриваясь к Анатолию более пристально, чем требовали заботы о предстоящем преферансе. — Ждем, потрудитесь пораньше, чтобы подкрепиться и посидеть подобающе.
И нажал на педаль газа.
— Ну, Анатоша, — протянул Никита, когда „Волга“ отъехала, — считай, денек не пропал даром. Пахом Пахомыч, да к нему Эльза Захаровна, это, дорогой мой, преферанс весьма поучительный.
— Что я Пахомычу и что Пахомыч мне?
— А то!.. Ты их в прошлом году не видел, пребывали в круизе, потом вышибли тебя из седла. Но он о тебе наслышан, по его роже видать. Не тот водитель, чтобы зря „Волгу“ притормозить. Наслышан и тем не менее, а может, именно поэтому…
— Я сказал, что мне Пахомыч? Не в нем мои интерес.
— Заладил… Грубых фактов ждешь? С вещественными и уликами, пиф-паф и тому подобное? А я в глаза верю человеческие. Его Эльза на автостанции глаз с тебя не сводила, — хозяйка переживает, хозяин косится, мало тебе? Как такой дом не посетить? Либо я ноль без палочки, либо с тебя за подобную встречу фляга армянского, не менее.
Подошли к многоэтажке, высоко вверху замаячило яркое пятно.
— Оля уже хозяйничает на балконе, — первым заметил
Два блика, как два солнечных зайчика, сверкнули на балконе и погасли.
— Что это? — полюбопытствовал Анатолий.
— Зеркальце, очевидно. Что еще может быть в руках девочки?
Когда они позвонили, Оленька немедля, не окликая, открыла дверь.
— Ты почему не спрашиваешь, кто пришел? — наставительно обратился к девочке Никита.
— А я и так знаю, как вы звоните.
— Разреши нам пройти на балкон, Оленька. В „Гастроном“ должны привезти молочное, а с нашего балкона не видно.
— С вашего балкона видно то же, что с нашего, — строго заметила девочка.
— Да? А мне казалось… Ну, все равно, если уж зашли…
На балконе уборка была в полном разгаре, платья кукол полыхали на протянутом шнуре, кукольная мебель — столик, кресла, диван, большой зеркальный шифоньер ждали гостей — она еще играла в куклы! А на столике импортная жвачка и пакетики импортных колготков с шикарными девицами на этикетках.
— У моих кукол сегодня день рождения!
Никита знал, что у них день рождения каждый день.
Анатолий знакомился с подробностями интерьера:
— Я не вижу зеркальца, — шепнул он Никите.
— Оленька, — обратился к девочке Никита, — смотри, там, на другом краю площади, к Гастроному подъехали фургоны, можешь ты разглядеть, какого цвета машины?
— Могу! — Девочка тотчас взобралась на табуретку. — Две машины, обе серые, одна „Хлеб“, другая „Мороженое“. То есть не „Мороженое“, а „Молоко“, но она привезла мороженое.
— Ты правильно ответила, — вмешался в разговор Анатолий. — Но это потому, что часто видишь машины „Хлеб“ и „Молоко“, узнаешь потому, что сейчас они освещены…
— Не имеет значения, я очень хорошо вижу.
— Та-ак… А могла бы ты прочитать надпись на кузове? Вон там, еще дальше, остановилась какая-то машина…
— Могу!
Оля соскочила с табуретки, кинулась в свой угол, достала из шифоньера полевой бинокль, полированные стекла блеснули на солнце.
— Вот тебе и зайчики! — подтолкнул Анатолия Никита.
Девочка, казалось, уже пожалела, что раскрыла свой тайник, прижала бинокль к груди, исподлобья глянула на Анатолия.
— Откуда у тебя полевой бинокль? — неосторожно спросил Анатолий.
— Это мой бинокль, — еще крепче прижала заветную вещь девочка, словно кто-то намеревался ее отнять. — Он мой насовсем.
Анатолий опасался — придирчивость вспугнет девочку, но Оленька уже успокоилась, ей не терпелось доказать, что все может, взобралась на табурет, навела бинокль на указанный угол площади: