Пошаговая стратегия
Шрифт:
Но если боксер опускает руки, его начинают лупить самого.
Вслед за этим план Кутузова был приведен в исполнение: 1 октября отряд генерала Маркова (5 тысяч пехоты, 2,5 тысячи конницы и 38 орудий) переправился на правый берег Дуная и 2 октября, на рассвете, внезапно атаковал остававшиеся там османские войска.
Надо отметить, что турки имели перевес в силах, но не озаботились, об должной организации разведки. Их орды, поддавшись паническому страху, бежали частью в Рущук, частью к Разграду. Вслед за тем Марков, выставив на
Тем самым Кутузов оказался прав. Он словно в гамбите пожертвовал пешкой - Рущуком, но спровоцировал противника на губительную для себя игру. Впрочем, сам по себе факт наличия Дунайской, русской флотилии, делал переход, через Дунай почти самоубийственным. Прояви визирь больше осторожности, Кузов мог бы оказаться в положении шахматиста, отдавшего проходную пешку, и позволившего противнику построить неприступную позиционную крепость.
10 и 11 октября Туртукай и Силистрия заняты частями 15-й дивизии; в то же время и действия против паши Измаил-бея шли успешно. Турецкая армия значительно уступала в качестве российским войскам, теперь еще на стороне у Кузова оказалось и количество. Боевые столкновения завершились отступлением Измаила к Софии. Такое положение дел заставило наконец Порту склониться к миру.
Но Бухарестский мирный договор будет подписан только 16 мая 1912 года. А когда еще дело дойдет до освобождения пленников? Бюрократическая машина, как османская, как и русская весьма медлительная.
А если учесть, что на носу и война с Наполеоном, то возращение княжича на Родину, еще ой как долгая песня. И пока длиться суровый 1911 год.
Авениру Долгорукову и впрямь приходилось очень даже нелегко. В частности, очередное унижение и боль клеймение. Сама процедура была простая. Мальчишек невольников-новичков построили по росту, и начали с самых высоких. Подхлестывая пацанов по голым спинам, вводили в особую комнату, с пылающим камином. Там "жертве" связывали руки, так, что сводили вместе локотки. А затем исполинских размеров мавр прижигал их специальным железным, на деревянной ручке тавро. Запах паленого мяса был весьма сильным, даже снаружи. А в комнате, без окон царил полумрак. Княжич Авенир не на шутку испугался и даже, хотя разумом и понимал, что бесполезно и напрасно он себя лишний раз "опускает" завопил:
– Дяденьки не надо! Хозяева не надо! Я больше так не буду! Я все для вас сделаю!
Мальчишку-княжича подхватили мощные, закаленные, почти двух метровые янычары-легионеры, легко, как тряпичную куклу оторвав от пола. Напрасно дергались босые, пыльные ноги мальчугана, который все громче и громче вопит от неподдельного ужаса.
Палачи страшны, а мавр и вовсе показался Везельвулом из преисподней. К плечу прикоснулся раскаленный металл. Авенир, хотя уже и успел привыкнуть к боли, завопил еще более громким, чем прежде благим матом. Из плеча повалил, дымок, запах паленого стал сильнее. Хотя мавр держал покрасневшее от жара тавро совсем недолго (он ведь должен, сделать знать, а не покалечить мальчишку),
Затем мавр-пуанцовщик плеснул на помечено плечо холодной воды, а после нагретого масла. Клеймо все еще жгло, но уже слабее и Авенир собрав в кулак волю, перестал орать. Его вывели на улицу, и дали выпить воды, слегка подкрашенной перекисшим вином. В общем клеймение не несло в себе ничего не обычного, хотя ощущение у княжеского сына было самое паршивое. Вот он окончательно потерял в себе свободное, человеческое. Даже тело уже изуродованное и стало чужим. Он клеймен, он уже с печатью недочеловека - раба! И уже никогда не станет таким как прежде.
После чего Авенира снова повели на каторгу. Мальчик-раб тяжело трудился в каменоломнях, босиком, в одной лишь грязной набедренной, где по-прежнему хранил купюру в пятьсот русских рублей. Последнее хоть как-то утешала, он не совсем, нищий, у него есть что-то принадлежащее лично: пятьсот русских рублей, на тот момент, десяти годовая зарплата среднего рабочего в России! Княжич сумел сохранить её чисто случайно. Петька обладающий пышной шевелюрой умудрился вытащить её из кармана Авенира, когда их волокли янычары и скрутив в трубку спрятал ее в волосах.
Потом княжить её перепрятал...Но кого-то подкупить деньгой опасно. Во-первых, грубые османы могут и не поверить, что бумажка обладает реальной ценностью, а во-вторых, просто отберут. Но так, он хоть и невольник, но не совсем нищий. Иное горе: на нем рабское клеймо. И это так позорно, что лицо у княжича, темнее тучи.
Николай поспешил утешить своего нового друга:
– Не расстраивайся! Некоторые бывшие рабы, с такими же клеммами, становились преторами и квесторами!( Тут видимо, совсем не простой по происхождению пацан вспомнил Древний Рим!). А император Диолектан и вовсе был сыном раба. Главное не дай поработить душу.
Авенир хотел, был ответить, но уже в который раз, на них обрушились удары надсмотрщиков. На сей раз сын пахана-олиграха сдержал стоны, хотя когда попало плетью, по свежему, еще пылающему клейму это было очень больно.
И этот проклятый день, наконец кончился и Авенир очень хотел забыться во сне. Искренне рассчитывая, что вдруг явиться к нему сладкая и красочное греза, и он хоть в иллюзии своего мозга, ощутить себя человеком. Но эта ночь прошла без отчетливых сновидений.
Снова потянулись становящиеся все более и более рутинными дни. Правда уставать Авенир, стал намного меньше, неимоверная, рвущая, острая боль в мышцах, стала тупой, примерно как во время тренировочных "предолимпийских" сборов профессиональных тяжелоатлетов. Да конечно ощущение дискомфорта, и сильного нытья, от возросшей нагрузки, но не настолько, что не можешь, думать о постороннем, смотреть на окружающий мир, перекинутся парочкой слов или шуток с приятелями.
Вообще мальчишки-рабы, по отношению к другу, были вполне доброжелательны, и, по крайней мере, на глазах у Авенира, друг другу подлостей не делали.
Арлекинада отлежалась, и уже ночью когда пригнали мальчишек, у нее затянулись рваные раны. Девушка-демиург встретила сочувственные и удивленные возгласы. Юные рабы вели себя с ней очень даже прилично. Не бросались на нее, не пытались насиловать. Хотя это всего лишь подростки, над которыми издевается османская стая.