Пошел купаться Уверлей
Шрифт:
Для начала он решил позвонить в Мюнхен. Но Лизаветы дома не оказалось. Автоответчик сообщил, что госпожа Кох в командировке. Служебного телефона госпожи Кох, сотрудницы бюро Интерпола, у Фризе не было.
Перебирая в памяти друзей, кто бы мог ему помочь в обнаружении слежки, Владимир убедился, что их, как говорится, раз-два и обчелся.
Художник Миша Неволин для этого не годился — тут же себя обнаружит. Кости Ранета нет в живых. Из тех, на кого можно было положиться, оставались двое. Два Евгения. Следователь по особо важным делам прокуратуры Пугачев
Он вышел из дому, сделал несколько пересадок на самых людных станциях метро, наменял телефонных жетонов и принялся звонить. Пугачев не откликнулся ни на службе, ни дома. Фризе позвонил в приемную — оказалось, Евгений в Красноярске. «Небось, раскручивает алюминиевую мафию», — подумал Владимир. Вся пресса была заполнена сообщениями о коррупции среди высших чиновников, имеющих отношение к алюминиевой промышленности.
А Евгений Рамодин тут же поднял трубку.
— Ах это ты! — Фризе уловил в голосе майора разочарование.
— Ожидал услышать нежный девичий голосок?
— Ожидал!
— А жена?!
— На дежурстве.
Молодая жена Рамодина Вера тоже служила в милиции, в дежурной части на Петровке, 38.
— Пожалуюсь, — пообещал Фризе. — Но то, что она дежурит, большая удача.
— Для меня?
— И для меня тоже. Надо поговорить.
— Дел невпроворот.
— Разговор на пять минут.
— Ты на колесах?
— Нет. — Фризе подумал, что Евгений прикидывает, как быстро он сможет добраться до места встречи. Чаще всего они встречались на Суворовском бульваре, недалеко от отдела, в котором служил Рамодин. Но майор, оказывается, имел в виду совсем другое.
— Прекрасно! Значит, сможешь принять на грудь стаканчик-два. Мне надо поднять настроение.
— Поднимем. Через час? На прежнем месте?
— Хорошо. Я от Верунчика ждал звонка. Но сейчас сам ей позвоню. Ты только ничего не покупай, — предупредил он. — У меня тут фляжка какой-то отравы завалялась. «Тичерс». Виски. Учительское, что ли?
— Нет. Просто — «Тичерс». Но ты, мильтон, делаешь успехи. От водяры — к виски. Взятки стал брать?
— Все берут, а я, что, рыжий?
Он положил трубку.
Фризе усмехнулся. Хорошо знал: Рамодин и взятки — понятия несовместимые, но любил подразнить приятеля.
Когда Владимир, купив на Ленинградском вокзале билет на «Стрелу», добрался до Суворовского бульвара, Рамодин уже ждал его.
Длинные скамейки были заняты отдыхающими пенсионерами, шахматистами, целующимися парочками. Майор примостился на разломанном деревянном коне, когда-то украшавшем детскую площадку. Его потрепанный коричневый кейс покоился на круглой деревянной тумбе, в былые времена служившей основанием стола.
В кейсе, кроме виски, оказалось несколько бутербродов с ветчиной, домашние пирожки с мясом и даже соленый огурец.
— Огурец,
— Ну-ну! Поплачься, грубый мент, в жилетку, — съехидничал Фризе, уничтожая мягкий сочный пирожок. — Пора бы тебе усвоить: хорошие напитки и хорошие продукты в любом сочетании приносят пользу организму. — Он почувствовал на себе чей-то взгляд и обернулся: дряхлый, высохший, как вобла, старик смотрел на них внимательно и безнадежно.
— Дедушка, хотите бутерброд? — спросил Фризе.
Старик покачал лысой морщинистой головой.
— Глоток спиртного?
Дед снова покачал головой, но непроизвольно сглотнул слюну.
Фризе поднялся со своего пенька и отнес ему пирожок и на донышке бумажного стаканчика глоток виски.
— Спасибо, — поблагодарил дед. Голос у него был тонкий и скрипучий.
Владимир вернулся к Рамодину и сел спиной к деду. Евгений сообщил ему:
— Надо же! Выпил одним глотком. А пирожок положил в карман. Если попадет в вытрезвитель — будешь виноват. Чего меня высвистал?
Выпитое виски и голодный дедушка настроили Фризе на грустный лад и откровенность. Он рассказал Рамодину, зачем едет в Питер.
— А я-то при чем? Кто бабки загребает, тот по жопе получает.
— Подстрахуй меня, Женя. Хочу знать — не пасут ли? Вера твоя на дежурстве, вечер свободный.
— В том-то и дело, что свободный! — многозначительно бросил Рамодин.
— Ладно, не пытайся выглядеть ловеласом.
— А что это такое?
— Женя!
— Уговорил! Дай вводную.
— Я пойду на вокзал пешком. Потихонечку-полегонечку, — Фризе нарисовал на песке свой маршрут. — А ты, как тать в ночи, следом. Ты же мастер сыска. «Хвост» сразу засечешь.
— Понял. Мне тоже пешедралом за тобой тащиться?
— Можешь на машине.
— Да ведь на двух улицах, которые ты мне здесь изобразил, — Рамодин ткнул носком туфли в песок, — одностороннее движение. Встречное!
— Точно. Это я дал маху. Сейчас будет тебе новый маршрут, — он задумался, глядя на схему. Но Рамодин разровнял песок своей узкой черной туфлей.
— Не напрягайся. Мне удобнее пешком. В это время движение редкое, слежку на машине легко обнаружить. Прогуляюсь.
Евгений заметил, как Фризе, рассеянно глядя на сухой, уже превратившийся в пыль песок, на котором только что красовался план операции, поднес ко рту стаканчик виски и сделал большой глоток. Потом еще один.
— Эй! Ты что, воду пьешь?! Хоть бы сказал товарищу, хорошее ли виски. Для тебя старался.
— Хорошее виски, Женя.
— То-то же! А теперь скажи — как тебе передать информацию? Морзянкой по обшивке вагона отстукать?
— Записочку черкни. И — в конверт. А конверт — проводнику. Сейчас многие так отправляют письма. Для быстроты. Да что я тебе объясняю?
— Соображу по обстановке. Я понятливый. Вернешься из Питера, сводишь нас с Верунчиком в китайский ресторан. Ни разу китайской кухни не пробовал.