Пошел вон, Чернов!
Шрифт:
— Пришла, — выдыхает шумно в ухо, дёргает резинку с моего хвоста и зарывается в волосы.
Эх, Тамара Рашидовна, шпионка из вас отличная.
С минуту позволяю Чернову меня сжимать, вдыхая его мужской терпкий запах. Я тоже соскучилась. Дико. И переживала за этого гада. Он, конечно, заслуживает, чтобы ему дали по лицу, но не заслуживает тюрьмы.
— Может, мы зайдём? — пытаюсь вырваться из его объятий. — Или устроим представление на публику? — указываю глазами на камеру наблюдения на потолке.
Чернов, не отпуская, затаскивает
— Ооо, отпусти меня сейчас же! — пытаюсь оттолкнуть Чернова, который уже стягивает с меня куртку и пытается завладеть моими губами. Уворачиваюсь, упираясь в его грудь ладонями. Мне снова не очень хорошо. Голова кружится, окатывает слабостью. Видно, от голода упал сахар. Монро говорила, это нормально для моего положения.
— Кошка, а ты что такая бледная? — Чернов сам отстраняет меня от себя и заглядывает в глаза, удерживая за плечи. — Он тронул тебя, да?! — за секунду нежность и трепет в его глазах превращаются на ярость. — Он тебя тронул! — сжимает челюсть.
— Успокойся, сумасшедший, — стараюсь усмехнуться, но выходит плохо. Дышу глубже, пытаясь прийти в себя. — Чаю мне сладкого сделай, — выбираюсь из его захвата, начиная раздеваться.
— Ты заболела? — теперь в его голосе паника.
Он всегда такой. Тысячи эмоций, и все плещутся через край.
— Ну кто-то называет это болезнью, но нет, я не больна.
— Не понял, — смотрит на меня с подозрением.
— Сделай мне чаю с сахаром, и поговорим! — в приказном тоне указываю ему в сторону кухни, а сама иду в гостиную.
Здесь тоже ничего не изменилось. Словно я ушла отсюда только вчера. Кроме того, что на полу возле окна стоят три корзины с цветами. В одной – белые и розовые розы, украшенные жемчугом, в другой – герберы и ромашки. В третьей – орхидеи и лилии. Я просила цветы, да. Улыбаюсь, проводя по букетам пальцами.
Когда узнала, что беременна, я успокоилась. Меня отпустили обида и злость. А когда Коган сообщил, что тот ребёнок не от Руслана, выдохнула. Я, наверное, плохой человек. Ведь ребенок ни в чем не виноват, но меня очень триггерило его наличие. Я, наверное, никогда бы с этим не смирилась, как настоящая эгоистка. А теперь, когда мне понятно, что Коган сыграл на пороках моих мужчин, все встало на свои места.
Нет, вины с Руслана я не снимаю. Он мерзавец, но за это я ему уже много раз нахлестала по щекам и не только физически. Мне не хочется больше воевать и скандалить. Мне хочется жить, не обманывая себя. Чернов, похоже, единственный мужчина, на котором я помешалась.
Оборачиваюсь, когда Руслан проходит в гостиную с кружкой чая.
— Я просила один букет.
— Я не знал, когда ты придёшь, поэтому заказывал каждый день новый.
— Я уже говорила, что ты сумасшедший? — принимаю от него кружку.
— Говорила, — ухмыляется и снова идет на меня.
— Так, стоп! — выставляю руку вперед. — Не трогай пока меня, — отхожу на шаг назад. — Присядь,
Но когда этот мужчина меня слушал?
Он садится напротив меня на журнальный столик. Настолько близко, что его колени вжимаются в мои.
Отпиваю чай, грея ладони о кружку.
— Кошечка моя, говори уже. Иначе я снова себя накручу.
— Не надо. Все хорошо. Коган меня отпустил, и он меня не трогал.
— А бизнес?
— А бизнес наш потерял половину, — выдыхаю. — Но это неважно. Как ты?
— Да я ох*етельно. Но если ты мне скажешь, что происходит, будет еще лучше.
— Скажи мне, Руслан, что ты чувствуешь к своему сыну?
— Блять, Слава! — потирает лицо. — К чему эти разговоры? Зачем сейчас-то резать по больному?
— Рус, простой вопрос, без упреков, мне важно знать.
— Это сложный вопрос. Я бы хотел, чтобы его не было. Нет, я бы хотел, чтобы той ситуации, в которой он был зачат, не было. Но он есть. И он мой. И я должен его принимать, — хрипло, с надрывом произносит он. — Мой сын не скажет мне спасибо за то, что я кинул его только потому, что его мать мне ненавистна.
— Ты так и не ответил, что ты чувствуешь к ребенку, — отпиваю еще несколько глотков чая. Становится легче.
— Слав, я не знаю, что чувствую. Противоречивые эмоции. Понимаю, что он мой, и вроде испытываю трепет при виде грудного малыша. Но до конца проникнуться не могу, — качает головой. — Я пытаюсь, но все время ищу сходства с собой. Не нахожу… И это логично. Он маленький. В общем, сложно, но я стараюсь ужиться в этой концепции. Нахрен тебе это надо? Давай это будет моей головной болью? И я сам сожру себя угрызениями совести. Просто будь рядом. Иначе я свихнусь!
Встает, проходится по комнате, снова потирая лицо. Хватает пачку сигарет, вынимает одну, но не прикуривает, просто нервно крутит сигарету в руках.
— Будут еще вопросы? Еще не совсем вывернула мои внутренности? Вскрытие продолжается?
— Это не твой ребенок, Руслан.
— Кошка моя любимая, — выкидывает сигарету в пепельницу. Подходит ко мне, снова садится на стол, отнимает кружку с чаем и берет мои ладони, сжимая. — Я бы очень этого хотел. Но он мой. Я делал тест, — подносит мою ладонь к своей небритой щеке и прижимает.
— Сделай еще тест. В другой лаборатории. Это не твой ребенок.
Руслан замирает, всматриваясь мне в глаза.
— Откуда такая уверенность?
— Коган поведал. Девушка уже была беременна, до этого… — прикрываю глаза. Я хоть и пережила измену, но всё равно больно вспоминать.
— А он откуда знает? — уже зло и ревностно спрашивает Чернов.
— Ну ты же всё понимаешь… — отнимаю руку от его лица и снова беру кружку, допивая чай.
— Блять! Я его точно грохну! — снова соскакивает с места и хватает ещё одну сигарету. — Нахрена так делать? Не мог конкурировать как мужик?