Послание к Филиппийцам

Мотиер Дж. А.

Во–вторых, страдающий Павел продолжал свидетельствовать о Христе. Он пишет, что узы мои о Христе сделались известными. Каким образом они стали известными? Один скованный человек выглядит точно так же, как и другой. Кандалы не говорят ничего, но человек говорит. Это был узник, вся речь которого была о Другом. Сидел ли он один со своим стражем, или заходил к нему кто–нибудь, разговор всегда был один и тот же — о Христе. Страдание давало возможность свидетельствовать о Господе.

Словесное свидетельство базировалось на внутреннем отношении Павла к своим страданиям. Он считал себя — и в оковах! — человеком в строю. Он пишет: «Я поставлен защищать благовествование» (ст. 17), используя здесь военный термин. Когда кончался срок службы одного преторианца,

он сменялся другим. Оковы передавались из одних рук в другие, и новый страж был «поставлен» надзирать за Павлом. Не его делом было обсуждать обязанности, возложенные на него: такие решения принимались другими и в другом месте. Возможно, солдат хотел бы служить в более захватывающих и интересных обстоятельствах. Но от него требовалось именно это; именно в этой ситуации надо было поддержать традиции полка и заслужить одобрение командира. Так и Павел считал себя находящимся «на службе». Он не рассматривал свои страдания ни как акт Божьей забывчивости (Почему Бог позволил, чтобы это случилось со мной?), ни как отставку от служения (Я смотрел в будущее с надеждой, думал, что буду полезен многие годы, и посмотрите на меня!), ни как дело сатаны (Боюсь, в этом случае дьявол добился своего), но как место службы, как назначенное ему служение, как поставленную задачу. Когда солдат приходил «на дежурство», чтобы стеречь Павла, не улыбался ли украдкой Апостол и не говорил ли себе: «Ведь он не знает, что я здесь для того, чтобы стеречь его — для Христа»? Великий посол больше не свободен для странствий по суше и морю с Благой вестью, но он не перестал быть послом. Изменилась форма его посланничества, но не его цель и назначение. Он исполняет «посольство в узах» (Еф. 6:20).

Павел так легко говорит о своем опыте, что можно обмануться, полагая, что все ему очень просто давалось. Но почему же Павлу было легче, чем нам, оставить путь жалости к самому себе, говорить больше о Христе, чем о своих переживаниях и принимать все и каждое обстоятельство как место службы, на которую он назначен? Такая нелегкая позиция ума и сердца вырабатывается только практикой, умением делать достойный выбор в самом разгаре бед и напастей, которые вырабатывают терпение (Рим. 5:3).

Однажды разговаривали два друга, один старший и мудрый, другой более молодой, который находился в периоде суровых испытаний. Старший друг с любящей мудростью сказал: «Помни, этот момент больше никогда не повторится; пусть и в нем будет что–то для Иисуса». Но не остается «чего–то для Иисуса», если мы погружены в наши страдания, упускаем возможность сказать слово о Господе и думаем, что какая–то другая, не Его, рука привела нас туда, где мы есть. «Что–то для Иисуса» появляется, когда мы думаем и говорим о Нем и Его славе, если мы признаем Его всевышнюю волю и доверяемся Ей.

Когда Павел смотрит в будущее, он выражает свою неизменную уверенность (ст. 20): ныне, как и всегда, возвеличится Христос. Как необходимо, чтобы это слово «ныне» внедрилось в наши мысли, и сердца, и волю! Именно ныне мы должны показать, как велик Христос. У нас никогда больше не будет возможности жить для Него в этот момент, угождать Ему в этой ситуации, радовать Его, вверяясь Ему в этих тяжелых испытаниях.

Такие чувства приводят в восторг сердце, но у Павла было не слишком приподнятое настроение, когда он смотрел на свои оковы и свою истерзанную плоть. Не приподнятое настроение — но решимость: ныне, как и всегда!

1:15–18 7. Разногласия

Некоторые, правда, по зависти и любопрению, а другие с добрым расположением проповедуют Христа:

16 одни по любопрению проповедуют Христа не чисто, думая увеличить тяжесть уз моих;

17 а другие — из любви, зная, что я поставлен защищать благовествование.

18 Но что до того? Как бы ни проповедали Христа, притворно или искренно, я и тому радуюсь и буду радоваться.

Когда Павел наблюдал римскую жизнь с выгодной позиции своего снятого внаем дома, она не слишком его к себе располагала. В стихе 14 мы чувствуем радость Павла при виде успеха

дела благовествования, что происходило благодаря безбоязненному служению пробужденной церкви, но стихи 15–18 раскрывают и другую сторону жизни церкви, и мы узнаем, что все было не таким уж радужным.

Первый из тревожных фактов: Павел видит людей, которые борются с их свидетельством. Проповедники в римской церкви по–разному относились к Апостолу. Одна группа состояла из тех, кто чувствовал к нему искреннее расположение, чья христианская деятельность была согрета любовью к нему и которые были уверены в том, что он поставлен здесь защищать благовествование (ст. 17). На другой стороне стояли те, кто действовал, чтобы увеличить тяжесть уз его (ст. 16).

Мы не можем с точностью определить, в чем тут состояло различие, и сказать, что одна группа — это истинные христиане и по званию, и по существу, а другая — христиане только по названию, или даже еретики. Некоторые комментаторы действительно пошли по этому пути, настаивая, что здесь речь идет о некоей секте или о группе, отошедшей от церкви, возможно, «обращающих в иудаизм», или о «христианах с плюсом», которые добавляли такие требования, как обрезание или другие Моисеевы указания в качестве необходимого условия для спасения (см. Деян. 15:1,5; в противоположность Деян. 15:8–9,11). Но, думается, что кем бы они ни были, они не могли быть поборниками иудаизма, поскольку здесь нет и намека на суровость, с которой Павел провозглашал анафему на подобных смутьянов церкви, не колеблясь, называя их «псами» (Гал. 1:6–9; Флп. 3:2). Напротив, он одобряет проповедь этих людей — проповедали Христа (ст. 18). Павел не испытывал ничего, кроме радости по этому поводу.

Следовательно, они были христианскими проповедниками, но людьми отделившимися. И не только отделившимися от других христиан, но разделенными внутренне; их сердца боролись с их свидетельством. Ибо даже в то время, как они проповедовали Христа, они питали чувства, не совместимые с благовествованием.

Павел говорит нам об их зависти и любопрении (соперничестве — в современном русском переводе) и об их притворстве (ст. 15,17). Чему они завидовали? Почему они стали препятствовать Павлу (любопрение) и бороться ради себя (притворство)? Он не говорит. Здесь он так же сдержан в оценке грехов других людей, как в стихах 13—14 относительно своих страданий. Он не сообщает подробностей: любовь не злопамятна; она «не мыслит зла» (1 Кор. 13:5). Может быть, они завидовали великим дарам Павла или успеху его служения? Возможно, расстроились их планы, когда он прибыл в Рим и по справедливости стал апостольским центром тамошней церкви? Мы можем лишь строить догадки и делать предположения — не больше, поскольку Павел не делится сплетнями и слухами. Известно только, что они проповедывали истину о Христе так, чтобы выразить свою враждебность по отношению к Апостолу.

В молчании Павла есть великая благодать, как и великая мудрость. Если бы он сообщил нам подробности, мы, конечно, больше узнали бы о тогдашней церкви в Риме, но могли бы легко отстраниться от той ситуации. Павел, однако, обобщает, и сейчас, как и тогда, мы видим, что претендующие на любовь и проповедующие одного и того же Господа в то же время находят возможным делать язвительные замечания и намеки друг против друга и клеветать. Слишком легко решается новый проповедник утверждать свою собственную репутацию за счет предшественника. И сегодня наибольшее сожаление вызывают такие виды сектантства и деления на деноминации, когда пытаются утвердиться и обезопасить себя, опровергая других и предаваясь тому же духу зависти, соперничества и эгоизма, который отмечал Павел.

Но Павел не останавливается на этом: они проповедуют не чисто, потому что, ища славы Христовой в обращении грешников и наставлении святых, они в то же время помышляли увеличить тяжесть уз его (ст. 16). Еще раз обратите внимание на сдержанность Павла. Его поведение точно соответствует тексту из Послания Иакова (Иак. 1:26)! Его язык обуздан. Неужели его не задевало то, что они говорили? Конечно, задевало — он познал едкую горечь опасностей «между лжебратиями» (2 Кор. 11:26). Но он не стал много говорить о том, что они ему сделали, и поныне мы не можем с уверенностью сказать, что же это было.