Посланница преисподней
Шрифт:
— ….если мне хватит смелости и мудрости… — с усмешкой подхватил Эет. — Сили, — он приподнялся на локте, прижав богиню к себе, и серьёзно посмотрел ей в глаза. Её взгляд под трепещущими ресницами стал настороженным. — Я не знаю, насколько это мудро, но уверен, что смело. Ответь мне… Ты дала мне понять… да что там, ты прямо сказала, что приняла моё предложение…
Он замолчал. Собственная дерзость вдруг показалась смешной. Самонадеянный мальчишка!
Силинель смотрела внимательно и нежно.
— Да, — наконец
Эет вздохнул — и улыбнулся.
— Ну, я просто подумал… Такие слова… а дадут ли мне на деле то, что причитается мужу? — поддразнил он, поражаясь своему нахальству. И тут же отстранился, выпустил Силинель из объятий. Ресницы её чуть дрогнули. — Ладно, прости, я пошу…
— Да, — бесхитростно ответила она. — Когда ты будешь готов. Когда мы будем равны.
— Благостная…
Горло перехватило. Эет прижал к себе богиню, запутался пальцами в её прядях. Скользил губами по лицу.
Её кожа сияла, словно была соткана из лунного света. Волосы ласкали, подобно воде летней реки. Но сама Силинель…
Сама Силинель была вдохновением.
Эет не смел дышать, упиваясь наслаждением, сравнимым лишь с чудом озарения, когда догорает свеча на столе, и рука с самописцем скользит по тетради, не поспевая за полётом мыслей, и прохладный ночной ветер колеблет занавеску…
Его Муза, его откровение — сейчас он узнавал её всем существом своим!
Силинель прерывисто дышала, отвечая его губам, и от неё струилась невероятной силы энергия. Эет захлёбывался ею. Что он мог дать в ответ?… Только полностью погрузиться в этот поток, раствориться в нём, как растворялся всегда, забывая об еде и отдыхе над формулами магических уравнений. Лишь бы не проснуться… не прервать этот сон…
Позволит ли Сили себе и ему… вторую такую встречу?…
— Богиня моя… Благостная… — шептал он, не в силах выпустить её из объятий. — Предвечная…
Древние плиты, тёплый ветер, сияющее небо. Всё — в этой женщине.
— Ночь заканчивается, — грустно вздохнула она. — Тебе пора.
Эет не успел сказать ни слова. Солнечный мир подернулся дымкой и пропал, уступив место темноте перед глазами, под головой юноша ощутил привычную подушку…
И холод во всём теле. Промозглый, который не могла избыть гора тёплых одеял.
Эет «открыл» глаза — попросту усилием воли «включил» зрение и, судорожно прикусив верхними зубами нижние, лежал, глядя в тёмный потолок.
Сон.
О богиня…
Немыслимо!
Он целовал Мортис.
Сон? Так просто списать всё на сон…
Если тебе хватит смелости и мудрости….
Что же теперь делать? Богиня, мы оба запутались…
Но, если бы ты позволила ещё раз… хотя бы скользнуть пальцами по твоим волосам…
Он не мечтал. Никогда не мечтал о подобном! Но сейчас… Сейчас не мечтать невозможно.
И
Силинель…
Он простой маг. Обычный лич, который не может даже вернуть себе человеческий облик!
Эет закрыл лицо руками.
Так отчётливо видно костяшки пальцев… Конечно, не такие, как у Таривила, не ржавая труха, нет… Белые и гладкие.
Лич хрипло рассмеялся. О да, на состязании красоты среди скелетов победа обеспечена!
Богиня…
Она прошла через подобное. Она обрела другое тело.
Ценой смерти в родном мире.
Для него такой вариант неприемлем.
Неважно. Встречались их души. Наяву, даже стань он прежним, он никогда не обнимет её. Или…
Стать равным? Ха-ха.
Эет уткнулся в подушку.
Силинель…
Возможно, всё к лучшему? Ему не придётся разрываться между Госпожой и богиней.
Госпожа….
Какого чёрта!
Эет стукнул кулаком по подушке.
Довольно. Пора положить этому конец. Всё равно он давно подумывал о снятии Заклятья, и Мортис тут, по большому счёту, ни при чём.
Он «закрыл» глаза и сосредоточился.
Ночной Храм не тревожил, не отвлекал ни единым звуком, ни единым шорохом. Глубокая тишина царила в спальне.
Эет представил Госпожу — во всех деталях, пронзительно ясно, словно в облаке солнечного света. Чёрные глаза и пышные, волнистые пряди по плечам. И нежность, глубоко скрытая нежность во взгляде, когда Госпожа касалась его волос…
Всё хорошо, Эет….
Запах ладоней — тонкий, едва уловимый. И он губами снимает с них кусочки тёплого мяса…
Ешь….
Госпожа моя…
И снова прижать руку к щеке, будто опять можно ощутить под пальцами нежную кожу Ринн.
Улыбка…
Устраивайся, как тебе удобно, Эет.
Представить себя. Ощутить всем существом связь между ним и Ларинной.
И — потянуть к себе.
Душу рванула мучительная боль. Не страшно. Он освободится.
Незримая нить натянулась и завибрировала. Он ощутил её сопротивление, словно пытался удержать на ветру тяжёлый обледеневший канат.
Боль не важна. Важна лишь эта упругая своевольная сила — гордая и строптивая.
Неужели его душа коснулась души Госпожи?…
Эет замер от странного, невольного восторга — и нить выскользнула, вырвалась из рук. Растаяла.
Неважно. Богиня, после стольких лет неизвестности — соприкоснуться с душой Госпожи!
Эет стиснул одеяло. Какого чёрта… Что за сопли? Надо попытаться ещё раз!
Грустный, полный вины взгляд. И бледное лицо — озарённое светом алых зарниц. И решительно стиснутые губы.