Посланник князя тьмы [Повести. Русские хроники в одном лице]

Гацура Генрих

Первое, что бросилось в глаза — барьер. За деревянным барьером сидели четыре человека. Не один из них не поднял головы.

— Здравствуйте, я насчет работы.

— Ваша специальность? — спросил мужчина, сидящий за ближайшим к барьеру столом.

— Я работал старшим инженером в научно-исследовательском институте.

Мужчина наконец соблаговолил поднять голову и улыбнулся.

— Очень сожалеем, но у нас не научно-исследовательский институт и нам не нужны инженеры, у нас у самих их полно. — При этих словах две девушки за столиками прыснули. — Нам

нужны квалифицированные рабочие: слесари, токари, фрезеровщики и, желательно, высоких разрядов.

— Может, вы все-таки меня кем-нибудь возьмете? Вот мои документы.

Мужчина взял протянутые документы, трудовую книжку и военный билет.

— Вы уже больше пяти месяцев нигде не прописаны и не работаете. Вы знаете, что вы можете подвергнуться уголовному…

— Да, знаю, но мне везде отказывают и говорят примерно то же, что и вы. Нет вакантных мест для бывших старших инженеров, а ставить меня дворником они не могут и не имеют права, так как у меня высшее образование.

Мужчина сложил документы в стопку и сказал:

— Вы знаете, у нас не хватает на штамповочном участке уборщиц, и я бы мог вас принять, но у вас нет прописки, а у нас общежития.

— Как, нет общежития? — удивленно спросил Сергей. — У вас же там, на доске, написано «имеется общежитие».

— Вы неправильно поняли. У нас действительно имеется общежитие для квалифицированных кадров, но даже для них не хватает мест. К тому же, у нас большие строгости в приеме на работу. У нас военное предприятие. Ну, в общем, что тут говорить, не можем мы вас без прописки принять.

— Где же мне взять прописку? Может, купить? Но это подсудное дело. Кроме того, у меня нет на это денег, ведь она стоит на черном рынке не менее трех тысяч. Для того чтобы иметь эти деньги, надо работать, а на работу без прописки не берут. Не правда ли, какой-то заколдованный круг? Что же мне делать?

Человек за барьером поджал плечами и протянул документы. Сергей взял их и вышел.

Заведующий кадрами пододвинул к себе телефон и набрал номер.

— Максимовна? Привет… Да, я. Как фамилия того мужика, которого ты приняла с испытательным сроком, а он через неделю попытался подбить твоих дурочек написать письмо в центральную газету?.. Точно. Он только что был у меня… Ты что?! Ты же знаешь, что у нас творится. Я не дурак на старости лет в тюрягу из-за какого-то правдолюбца-идиота подзалететь… Как ты после предновогоднего банкета, отошла?.. Я тоже. Ну, ладно. Пока.

Сергей хлопнул дверью. Висевший на стене плакат покачнулся и упал, подняв тучу цементной пыли.

«Вот скотина. Сидит сытый да довольный, какое ему дело до чужого горя, тем более до бездомного инженерешки. У него свой дом, своя жена, теплая постель и хорошее местечко. Разве этого человека может взволновать чужое несчастье. Побегал бы с мое по этим проклятым „отделка-дров“, поспал бы на вокзале и в подвалах на водопроводных трубах. А, ладно! Что плакаться? Первый раз, что ли?.. Может, на вагоностроительном попробовать? Зайду только на вокзал».

На вокзале он взял в автоматической

камере хранения свою сумку, в которой лежали все его вещи, и пошел в уборную. Там он помылся, побрился, привел себя в порядок. Потом разменял рубль на пятикопеечные монеты и положил сумку в камеру. Немного постоял, подумал, не забыл ли чего, взглянул еще раз на номер ячейки и вышел на привокзальную площадь. Главным ее украшением были огромный портрет Генерального секретаря Коммунистической партии и часы, которые показывали без пятнадцати одиннадцать. Одиннадцать… Скоро открывается водочный магазин.

Девушка, возле которой он остановился, вдруг покосилась на него и отошла в сторонку.

«Черт побери! Наверное, от меня здорово разит перегаром. Надо пойти куда-нибудь перекусить или хотя бы выпить кофе».

За несколько месяцев бродяжничества Сергей неплохо изучил город, особенно центр. Он знал время работы всех кафе, столовых или маленьких забегаловок, где можно было выпить или даже подремать за столиком, а за сорок копеек неплохо поесть. Правда, в последнее время у него совсем пропал аппетит. Целыми днями Сергей ничего не ел, пил только кофе. Вот и сейчас он устремился не в столовую, а в кафе.

— Вы последние?

Стоящая рядом с молодым человеком девушка повернулась к Николаеву и сказала:

— Да, мы.

У нее были огромные красивые глаза, добрая улыбка и белая нежная кожа, которую очень трудно встретить у жителей большого города. Вероятно, она недавно приехала из провинции, и город не успел наложить на ее чистое лицо свою каинову печать. Стоявший же рядом с ней парень в грязном сером плаще, был уже отмечен ею. Он наклонился к девушке и прошептал:

— Аллочка, мы должны выпить за нашу встречу вон того винчика.

Молодой человека потыкал в витрину своим оттопыренным мизинцем. Обгрызенные ногти на его пальцах были покрыты красным маникюрным лаком, но и сквозь него просвечивала грязь. Молодой человек был пьян, поэтому достаточно развязен.

— Я еще никогда не пила. Мне мама — не разрешает даже шампанского на Новый год.

— Ты же сказала, что живешь в студенческом общежитии. Какая там мама? Да и выпьем мы чуть-чуть, по сто грамм. Ну, может, я двести прихвачу. Потом пойдем ко мне слушать музыку. У меня такие записи! Закачаешься. «Битлз, Бони-М, АББА, Би-Джиз…»

— Ладно, но только чуть-чуть.

— О чем речь? Ты не смотри, что вино дешевое, зато градус есть, живо настроение поднимет. Понятно?

Девушка улыбнулась, до нее еще не дошел смысл речи ее спутника. Она не понимает и того, что своим согласием выпить с этим человеком она подписывает смертный приговор своей нежной белой коже, стройной фигурке и своим красивым глазам. Возможно, года через два она сама станет завсегдатаем одной из таких забегаловок. Глаза ее провалятся и станут злыми, кожа посереет и отвиснет, и симпатичная наивная девчушка превратится в опустошенную женщину с лицом, по которому можно будет без труда определить количество сделанных ею подпольных абортов.