Посланник судьбы
Шрифт:
– О! – Фэйф вспомнила о приличиях, надо сказать, поздновато.
– Простите. Далтон, это Виола Снид, ее сестра Венита, и их сестра Верна.
– Ты сказала, что хорошо себя чувствуешь, – наставительно произнесла Виола. – А круги под твоими глазами говорят об обратном.
– Ви, как бестактно с твоей стороны, – зашипела на нее Верна. – Мама всегда говорила, что ты тактична, как слон. – Извиняющимся тоном Венита попыталась загладить оплошность сестры:
– Ви имела в виду, дорогая…
– Не надо истолковывать мои слова, – оборвала Вениту Ви, хмурясь на Верну. – Я также
Фэйф сморщила нос.
– Знаю, – строго продолжала Виола. – На вкус оно как речная пена. Но оно помогает, милочка. И не пытайся положить туда шоколад. Кофеин тебе вреден.
Фэйф кивнула.
– Никакого шоколада в речной пене. Поняла.
– Сестры, – раздался низкий голос позади женщин, – если мы не поторопимся, нам не хватит мест «У пастушка», и вы пропустите все свежие сплетни.
– Мы идем, Винсент.
Ви придвинулась к Далтону и понизила голос:
– Проклятье любой женщины – это младшие братцы.
Далтон еле сдержал смех – младшему братцу было уже за семьдесят.
Венита, Верна, Виола?
Пока Фэйф выруливала с парковочной площадки, Далтон пытался устроиться поудобнее в ее малолитражке. Он рассмеялся.
– И еще младший братец Винсент? А это они прислали тебе огромную кастрюлю с едой?
– Они.
– Я думал, Чарли имел в виду монахинь, когда сказал, что это от сестер.
Фэйф хихикнула.
– Определение «старые девы» подходит к ним лучше. Их отец был одним из первых бурильщиков скважин, когда нефть еще только-только нашли в этих местах. А еще они тайно продавали персиковый бренди из своих подвалов во время сухого закона.
Машину снова наполнил смех Далтона.
Сзади раздался гудок. Фэйф взглянула в боковое зеркальце и уступила дорогу обгонявшему их «Форду».
– Далтон.
– Да?
– Спасибо.
– За что?
– За то, что не выставили меня на всеобщее посмешище и не сказали, что в природе не существует другого Далтона Макшейна.
Далтон пожал плечами.
– Я считаю, что это не касается никого, кроме вас.
Фэйф опять почувствовала комок в горле. Горло начало пощипывать. Наверное, из-за беременности ее эмоции опять бьют через край. Нет, у нее нет причин для слез, и она не станет реветь, как школьница.
Боже, как ей хотелось разрыдаться! Два дня. Фэйф знала мужчину, выдававшего себя за Далтона Макшейна, два дня, прежде чем лечь с ним в постель.
Далтон держался от Фэйф на расстоянии, постоянно напоминая себе, что она – всего лишь объект его внимания. Во время службы в полиции Далтону доводилось охранять нуждающихся в защите важных свидетелей и даже преступников. И профессионализм не позволял ему сближаться с охраняемыми им людьми.
Для Далтона не имело значения, что Фэйф вступила в близость с едва знакомым мужчиной. Он мог вспомнить случаи, когда ему хотелось сорвать с женщины одежду после первого взгляда на нее. Взять хотя бы ночь, когда Фэйф ела спагетти. Он чуть не сошел с ума…
Это было лишь физическое влечение, по крайней мере для него. Но
Фэйф только что вернулась домой и узнала о гибели отца. Она была потрясена случившимся. Ее состоянием сполна воспользовался этот подонок, предоставив ей возможность выплакаться у него на плече, а потом оказавшись в ее постели.
Подобные мысли обуревали Далтона, когда он пересекал темную гостиную вслед за Фэйф, чьи ночные походы на кухню, похоже, стали привычкой.
В кухне зажегся свет. С тех пор как он обосновался у нее в доме, Фэйф каждую ночь просыпалась от голода. Сегодняшняя ночь тоже не была исключением. Лучше бы она спала спокойно до утра. Возможно, тогда и его не посещали бы нелепые мысли.
Далтон прислонился к открытой двери и молча наблюдал за перемещениями Фэйф по кухне в своей забавной, милой, сексапильной пижаме. Сексапильна! Женщина на седьмом месяце беременности?! Да. Сексапильна и желанна. Нет, нужно перестать думать об этом. Думая так о Фэйф, Далтон ощущал себя ничуть не лучше подонка, соблазнившего ее.
Далтон не мог разобраться, на кого больше злится. На себя за то, что находит ее привлекательной, несмотря на внутренний запрет; на мужчину, скрывавшегося под его именем и соблазнившего ее, воспользовавшись ее горем; или на Фэйф, позволившую так обойтись с собой.
– Два дня?
Он не осознавал, что рассуждает вслух, пока Фэйф вдруг стремительно не обернулась и не вскрикнула, как будто в нее выстрелили. Соусница, которую она держала в руках, резко звякнула о плиту.
– Черт, перестаньте бесшумно подкрадываться! Как-нибудь давайте знать о своем появлении, – выдохнула она. – Вы напугали меня до смерти.
Далтон окинул ее задумчивым взглядом.
– Вы знали мужчину два дня и легли с ним в постель?
Фэйф вдруг почувствовала, что больше не выдержит. Все тщательно скрываемые чувства разом выплеснулись наружу. И тут она сделала то, чего Далтон не ожидал – горько разрыдалась.
У Далтона защемило сердце. Единственное, чего он не мог вынести – это слез женщины. И их причиной был он и его длинный язык! Он чувствовал себя полным негодяем.
– Фэйф, простите, мне очень жаль.
Фэйф с трудом уняла рыдания. Она больше не плакала, только прерывисто дышала, да губы ее чуть подрагивали.
– Не лгите.
– Я не лгу. Я не хотел довести вас до слез.
– Тогда чего вы добивались, говоря так? Вы думаете, я не задавала себе этот вопрос тысячи раз за последние полгода? Думаете, я не знаю, как невообразимо была глупа?
– Вы не были глупы, – возразил он. – Вы… вы были не в себе… потрясены и очень уязвимы.
Фэйф вздохнула. Нахмурив брови, она повертела в руках соусницу, отставила ее в сторону, налила в кружку холодного молока и поставила в микроволновую печь.
– Я была глупой. Я должна была понять, что он слишком хорош, чтобы быть правдой.