Посланники Великого Альмы
Шрифт:
— Там пленный воин, — сказала Таемина.
— Пленный воин, — повторил Литуан, вслушиваясь в ровный голос за стеной. — Помоги мне подняться.
— Но Дила не велела тебе вставать.
— А ты слишком много разговариваешь. Делай, что тебе велено!
— Мне велено, что бы все, в чем ты нуждаешься, было у тебя под рукой. Сейчас ты нуждаешься в покое. И это — воля Дилы, — коварно ответила жрица.
— Что ж, придется подняться без твоей помощи.
Литуан оперся на руку и судорожно приподнял тело. Таемина поспешила на помощь, ругая про себя упрямого старика.
— Когда Дила развязала вам языки,
Девушка улыбнулась и покачала головой.
— Мне влетит из-за тебя.
Литуан оперся о её плечо, сделав шаг к выходу.
— Голова кружится, поддерживай меня.
Он сразу узнал в сидящем к нему вполоборота испанце того высокого солдата, который спас его в храме от неминуемой гибели. Литуан до сих пор не разобрался, приписывать ли необъяснимое поведение испанца его человеческим качествам либо отнести это к проявлению божественной силы, и он не мог склониться в ту или иную сторону. Но солдат, давая возможность Литуану скрыться, обращался к своему Богу, осенив себя знаком креста. Это, скорее всего, был порыв души и сердца, в которых не угасло сострадание и милосердие.
Литуан покачал головой, дивясь привратностям судьбы: ещё несколько дней назад он был пленником, и вот роли поменялись местами. Что ж, он не будет соревноваться в благородстве с этим испанцем, просто он отдаст ему должное и попросит Дилу отпустить того на волю. Так требовала душа Литуана.
Испанец продолжал что-то рассказывать Диле, и его речь, и лицо при этом сохраняли спокойствие; он не нервничал, не был подавлен, как — в представлении священника — должен бы вести себя плененный. Да и разговор проходил с глазу на глаз. Быть может, ошиблась Таемина, сказав, что он пленный? Может, пришел сам, решив помочь им?
Антоньо слегка повернул голову, поймав на себе чей-то внимательный взгляд; их глаза вновь встретились. Он поднялся на ноги и слегка наклонил голову. Непонятно, было ли это простым приветствием, присутствовало ли здесь невольное уважение или это было выражением искренних чувств к спасенному им человеку.
Литуан не нашел в его глазах и тени самодовольства, в них сквозила какая-то грусть, с которой преклоняются перед старым человеком. Он ответил на приветствие, приложив к груди руку.
Интерес Джулии вырос до невероятных размеров, когда ко всему прочему добавилась эта немая сцена. Антоньо не решался снова опуститься на траву.
— Вы знакомы? — спросила она.
Антоньо повернул к ней голову.
— Да, мы виделись один раз.
«Интересно, при каких обстоятельствах? Реакция Оллы на появление испанского солдата была естественной, а вот Литуан… Непонятно».
— Садитесь, — сказала она, видя замешательство на лице Руиса. Расскажите мне, как произошла ваша встреча.
— Я думаю, что это касается нас двоих. — Антоньо слегка улыбнулся.
— Как хотите. — Она отвела взгляд в сторону на возвращающихся девушек.
Лори подошла к ним, а Олла, стараясь не глядеть на сидевшего в двух шагах от себя испанца, принялась настойчиво провожать Литуана в шатер. Джулия, будто только что увидела у Антоньо шпагу, сердито нахмурилась.
— Почему пленный при оружии?
— Он выбросил шпагу, а я вернула
Тот неопределенно пожал плечами.
— Ну вот что, — Джулия хлопнула себя по коленям, — так дальше дело не пойдет. Я ничего не пойму. Давай-ка, Антоньо, все с самого начала, с вашей встречи со священником.
На чело молодого дворянина упала тень растерянности.
— Я не знаю, как это объяснить. Вернее, рассказать. Если вы спросите об этом у священника, он ответит вам, что я спас ему жизнь. Хотя я так не считаю, ведь мы пришли в город забрать жизни.
И он открыто посмотрел на Джулию.
— А что случилось сегодня? — спросила она.
— Боюсь показаться вам… несвойственным.
— Чего, чего? Кем?
— Ну, хорошо… Сегодня я высказал недовольство по поводу обращения с пленными детьми.
Джулия кивнула головой:
— Понятно. Тебе либо действительно несвойственны подобные поступки, либо, наоборот, ты обладаешь этими качествами, но стараешься не афишировать их.
— Я не люблю говорить об этом.
— Скажи, Антоньо, твои слова о том, что ты не вернешься к своим, они прозвучали необдуманно, были следствием твоего гнева или подавленного настроения? Погоди отвечать, выслушай меня до конца.
Джулия пыталась выжать все из этого испанца, разобраться в его характере, почувствовать его настроение, настрой, понять кто он — друг, сочувствующий, а может, просто человек, импульсивно поддающийся своим эмоциям. Если последнее, то нужно выяснить, каков же он на самом деле. Вот сейчас, когда прошло довольно много времени с момента его пленения, он производил впечатление человека умного, уравновешенного. Во всяком случае, на его лице не читалось, что он склонен к депрессии, об этом говорило и его поведение без каких-либо признаков нервозности.
«Действительно, — подумала Джулия, — он несвойственен. Но как точно он это определил. Он весь в этом слове на фоне жестокого века с его обычаями и нравами, с его дикостью и беспощадностью крестовых походов. Его помощь была бы нам кстати, если не сказать больше».
— Тони, ты искренен со мной или это игра?
— Не знаю, — честно признался он. — В своей жизни я больше грезил действительно ценными поступками, нежели совершал их. Но и дурного за собой не замечал. Я мог бы оправдаться на ваш ещё не заданный вопрос, ответив, что я — солдат, выполняю приказы командира, что оказался здесь волею случая, но делать этого не буду. Я ещё молод, но уже устал от жизни и втайне надеялся, что кто-то оборвет её. Но я и не малодушен. Просто я не разобрался в себе, у меня не было на то времени. Вы вправе судить меня, ибо я убивал, и я безропотно приму смерть.
— А искупить, Тони? Помочь нам ты не хочешь? Что толку в твоей смерти, которую на фоне страдания детей никто и не заметит. Нам твоя смерть не принесет облегчения.
И снова Антоньо Руис оказался слегка растерянным.
— Чем же я ещё могу помочь? На ваши вопросы я ответил.
— Мы должны знать все, что происходит в городе, — твердо произнесла Джулия.
— Вы… Вы хотите сказать, что отпускаете меня? — Испанец недоверчиво смотрел то на Джулию, то на Лори.
— А зачем ты нам здесь нужен? — сказала Лори. — Кормить только тебя.