После дождичка в четверг

Рубинштейн Мэтт

На Сэнди были узкая зеленая юбка и просторная белая рубашка, и Джек снова подумал, как странно видеть эту роскошную красавицу в библиотеке. На коленях у Сэнди сидел Дэв; ребенок повернул непомерно большую голову и взглянул на него широко раскрытыми глазами. Кожа у него была цвета соли с перцем. Он почти не говорил по-английски, зато уже начинал болтать на других языках.

Бет погладила его по голове:

— Ты мой красавчик.

Дэв улыбнулся.

Джек вытащил из-под куртки манускрипт и положил на стол. Малыш вытянул шею, чтобы посмотреть.

— Где вы это взяли? — спросила Сэнди.

— Нашли в церкви, —

сказала Бет. — Полагаю, это папино.

— Что это?

— Мы не знаем. Возможно, какое-то религиозное сочинение. Ты никогда не видела ничего подобного?

— Загадочные религиозные сочинения? Да сколько угодно.

— Нет, я имею в виду — что-то действительно похожее на это.

— Не знаю… — произнесла Сэнди. — Со временем такие книги все становятся похожи одна на другую.

Джек оглядел полки.

— А что конкретно у тебя тут есть?

— Все, — отозвалась та. — Сочинения по всем мировым религиям. Уже лет двадцать их некуда ставить, и теперь хозяева собираются устроить аукцион. Коридоры тянутся на несколько километров. Книг здесь больше, чем кто-либо когда-либо видел.

— Мы ищем информацию о нашей церкви.

— Она построена в девятнадцатом веке?

— В самом начале.

— Посмотрите вон там.

Первоначально к главному корпусу примыкали два крыла, образуя гигантский внутренний двор. Теперь южного крыла не было, но подвалы трех зданий сохранились — они тянулись под всем двором, соединяясь с коридорами «Кладезя веры». Здесь, в цокольном этаже, количество религиозной литературы поражало. На подставках под стеклом лежали старые Библии с украшенными миниатюрами страницами. Разнообразного размера полки прогибались под тяжестью томов. Конкордансы и катехизисы, трактаты и манифесты, откровения и сборники молитв.

Целые шкафы были посвящены истории церкви в колониях — судебным тяжбам с землевладельцами и урезанию приходских земель. На первом корабле прибыли одна Библия и один молитвенник; они очень благородно смотрелись на фоне матросских гамаков и ящиков с гвоздями, масла и рома. Каторжники становились священниками, а священники — каторжниками. Джек и Бет потратили на поиски целый день — копались в пыли, проникаясь благоговением: службы отправлялись на выгонах и в хижинах, прихожане отчаянно боролись с подступающим лесом, затем появились первые каменные церкви — и наконец нашли то, что было нужно.

— Джек, смотри.

Это оказались две половинки фотографии, сделанной в 1861 году, — примерно двух дюймов в диагонали, выцветшие до серого и розовато-белого. Но это определенно их церковь. Джек посмотрел на страницу под таким углом зрения, чтобы половинки соединились и изображение приобрело определенную перспективу. Никаких деревьев, обширный церковный двор, единственное надгробие — даже надпись на нем видна.

— О!

Бет также разгадала фокус и теперь восхищалась этой маленькой иллюзией. Пятна на переднем плане — скорее всего люди, пересекавшие церковный двор; выдержка заняла несколько секунд, и движущиеся тела превратились в призраков. Бет взглянула на Джека и медленно опустила глаза.

— Потрясающе.

Она бросила взгляд на подпись под фотографией.

— Построена в 1811 году. Я и понятия не имела, что церковь такая старая.

— Просто невероятно.

— Здесь есть англиканские монахи?

— Не знаю. Сэнди!

Сэнди с Дэвом на руках подошла

к ним. Никто, кроме нее, не выдерживал в «Кладезе» целый день — здесь можно умереть от тоски. Ребенок что-то невнятно бормотал, а Сэнди принялась объяснять:

— На протяжении двух веков после Реформации здесь не было протестантов — они боялись, что их примут за католиков. Думаю, «монахи», о которых здесь речь, были мирянами. Они не принимали постриг.

Бет по-прежнему смотрела на фотографию.

— Скорее всего ты права.

Джек продолжал рыться в книгах в поисках какой-либо информации о здешних монахах. Он то находил зацепки, то вновь их терял. В XX веке церковь упоминалась неоднократно, а вот о ее ранней истории не говорилось почти ничего. У него заслезились глаза.

Джек никогда не видел отца Дэва — не то биржевого брокера, не то фермера, который посылал деньги на содержание ребенка, но никоим образом не контактировал с Сэнди, что ее вполне устраивало. Джек лично отвозил ее в больницу и видел Дэва вскоре после рождения — крошечные пальчики и зеленые сопли. Джек, Дэв, а теперь и Бет — все они, за исключением Сэнди, лишились отцов и чересчур рано повзрослели.

Наконец он наткнулся на пачку документов, датированных приблизительно временем постройки церкви, в которых многократно упоминались братья — монахи-миряне. Они жили в здании церкви. Брат Алоизий безуспешно пытался выращивать овощи. Брат Лайам из-за нестерпимой жары нарушил обет молчания. И жители упорно продолжали считать их католиками.

Внимание Джека привлекла перечеркнутая страница — казалось, это сделали в момент сильнейшего негодования: линия напоминала рубец от удара хлыстом. Джек склонился над страницей и принялся читать:

«В молодости наш несчастливый брат, чье имя братия теперь отказывается произносить и просит меня, чтобы я не упоминал его в записях, пользовался репутацией хорошего толкователя и переводчика Писания, хотя был на то сподвигнут ревностью и даже подозрением. Но с тех пор он подвергся на редкость зловредному духовному недугу. Вскоре после его прибытия из Англии пошли слухи, что в Корнуолле он ознакомился с неким загадочным и, возможно, нечестивым документом и перестал читать проповеди, а вместо этого проводил опыты самого загадочного характера, и, конечно, его сильное желание присоединиться к нашему австралийскому ордену стало источником многих догадок и лишило нас покоя.

Хотя брат держится очень замкнуто и редко покидает свою келью, разве лишь затем, чтобы посетить библиотеку, где я нередко заставал его за книгами глубокой ночью (а иногда он проводит там целые сутки и ничего при этом не говорит), сами его занятия кажутся опасными и странными, ибо он роется в манускриптах, которые никто, кроме него, не способен прочесть, а также интересуется ересями и оккультными учениями, в которые не дерзает вникать никто из братии, опасаясь за свои души. Он берет с собой одну-единственную свечу, которая горит дымным пламенем и весьма коптит, но при этом не сгорает; он отсылает загадочные письма и часто получает известия, которые повергают его в глубочайшую скорбь или тревогу. А из его кельи неизменно доносится тихий скрип, как будто кто-то скребет ногтями по камню, — братия говорит, что это скрипит перо по бумаге, но никаких писаний в его келье не найдено».