После финала
Шрифт:
– Завтра мы будем знать больше.
– Пипа перестала присылать мне фотографии. Мне очень их не хватает.
– Я знаю. Но сейчас это тяжело для нее.
– Как она? Глупо, конечно, спрашивать об этом. Но ты ведь заботишься о ней, правда?
– Ну, конечно, я о ней забочусь.
Меня пронзает чувство вины за то, что я сейчас не с ней, что она сидит одна дома или в больнице, беспокоясь за результаты томографии и зная, что доктор Халили уже видела их и обдумывает дальнейшее лечение.
– Мне бы хотелось приехать. Я не видела Дилана с его последнего дня рождения.
До того как он
– Я бы могла помогать Пипе – делать всю домашнюю работу, заменять ее в больнице на какое-то время…
– Приедешь, когда Дилан вернется домой, – перебиваю я маму. – Осталось совсем недолго, и тогда ты сможешь побыть с ним.
Я не говорю ей о том, что тяжелая атмосфера палаты вредна для нее. Все эти гудки, звонки и сигналы будут ее изнурять. Не говорю, что, несмотря на всю ее помощь, ее присутствие будет отвлекать нас с Пипой от Дилана, а сейчас все наши мысли заняты только им и никем другим.
– Тебе виднее, – кивает мама. А я вспоминаю, как мы с Диланом встречали ее в аэропорту и как они с ним ели клубнику в саду, лежа рядом на коврике.
– А как дела у моего мальчика? – спрашивает мама, пристально глядя на меня.
– У меня? – улыбаюсь я. – Я в порядке.
Еще одна ложь за сегодняшний день.
Глава 8
Лейла смотрит в окно.
– Я ничего не упустила?
– Нет, – твердо отвечает Ник.
Некоторое время они молчат. Снаружи крошечная малиновка садится на подоконник и тут же улетает.
– Они готовы к этому?
– Они просили нас ничего не скрывать от них с самого начала. Я всегда была с ними открыта. – Лейла ищет глазами птицу, но больше ее не видит.
– Откровенна.
Лейла смущенно смотрит на Ника.
– Откровенна, а не открыта.
– Хорошо, я запомню. Спасибо.
Не очень-то приятно, когда тебя поправляют. Лейла свободно владеет английским. Теперь она даже думает по-английски, и сны она видит тоже на английском. Но иногда тонкости языка ускользают от нее, и Лейла боится быть неправильно понятой или, что еще хуже, невольно обидеть кого-то.
Когда Лейла возвращается в палату, ее голова разрывается от забот. Она думает о пациентах и своих больничных обязанностях. Об отчете, который надо представить в Комиссию по детской смертности; о протоколе последнего собрания у главврача, который она до сих пор не открыла в своем почтовом ящике; о просьбе руководства принять участие в программе обучения. И Лейла ломает голову, где ей найти время на все это. Она уже не помнит, когда ей удавалось выспаться. А еще она думает о своей матери и о том, как убедить ее выйти из дома.
Вчера, когда Лейла вернулась домой, Хабиба ждала ее на кухне. Рядом с микроволновой печью стоял новенький блестящий автомат для газировки.
– Где ты его взяла?
– Его принесли сегодня.
И Хабиба процитировала рекламный слоган: «Восхитительные газированные напитки одним нажатием кнопки!»
Из кастрюли, которая никогда не покидает конфорку, она налила в тарелку «аш реште» [2] , добавив к нему лапшу из ковшика.
2
Иранский суп. (Прим. ред.)
3
Специи, пряности. (Прим. ред.)
Сейчас при мысли о еде желудок Лейлы начинает бунтовать. В ее ящике очередной сверток от Хабибы ждет момента, когда у Лейлы будет окно и она сможет чего-нибудь пожевать.
Вчера вечером Хабиба снова встретила ее в домашней одежде, а когда Лейла спросила, выходила ли та из дома, она только пожала плечами.
– Я была занята. Поздоровайся с дном своей корзинки для белья, приготовленного для глажки, – ты ведь его уже давно не видела!
– Но ты не должна за меня гладить.
– Но кто-то же должен это делать.
– Я беспокоюсь за тебя, мама.
– За меня? Ха! Лучше побеспокойся о себе, Лейла-джан, ты ведь работаешь с утра до ночи. Когда у тебя найдется время, чтобы познакомиться с хорошим человеком?
– Еще успею.
– Но тебе уже тридцать четыре.
– Ты хочешь, чтобы я выскочила за какую-нибудь посредственность?
– Но я же нашла себе хорошего мужа.
Хабиба попыталась сохранить невозмутимость, но губы ее задрожали, а на глазах заблестели слезы. Родители Лейлы любили друг друга так сильно, что, когда ее отец был убит, ей казалось, что мать этого не переживет – просто высохнет от тоски. Хабиба не умерла, но вся она как бы увяла. Перестала выходить на улицу и встречаться с людьми. Лейла очень беспокоилась за нее, ведь в их квартире в Тегеране мать осталась совсем одна.
– Если найду такого, как папа, то уж точно не упущу.
Глаза у Хабибы засветились.
– Такие нечасто встречаются.
– Будем искать.
Лейла все еще погружена в свои мысли, когда наступает время проинструктировать приходящую смену.
Она старается сосредоточиться:
– Люк Шеферд, одиннадцать лет. Успешная пересадка почки от живого донора три дня назад. Вчера удалена трубка. – Лейла рисует в воображении Люка, жизнерадостного мальчишку, ярого болельщика футбольной команды «Бирмингем сити», который все время умоляет пустить его в комнату для родителей, чтобы смотреть там футбольные матчи. Если восстановление продолжится с тем же успехом, то очень скоро ему разрешат это сделать. – Рана хорошо очищается, признаки инфекции отсутствуют.
Многозначительно взглянув на Лейлу, Шерил прерывает ее, чтобы сообщить, что в коридоре ее ждет посетитель.
– Ты можешь идти.
Джи Бересфорд, сменный врач Лейлы и единственная женщина в больнице, которая в белом халате и туфлях без каблуков выглядит эффектно, сверяется со своими записями.
– Мы уже всех обсудили. Остался только Лиам Слейтер из палаты № 1, мальчик пяти лет, острый приступ астмы. Тахикардия. Уменьшение сердечного кровотока.
У Джи светлые волосы и короткая стрижка, которая сделала бы ее похожей на мальчишку, если бы не пухлые красные губы без следа помады.