ПОСЛЕ ГИППОКРАТА

Автор неизвестен

– Все сильнее воняет-то, - заметил дежурный доктор, проходя мимо.

– Да нет!

– Да да!

Мокрое одеяло выбросили в мусорный бак, на помойку.

Минут через десять доктор шел мимо заново.

– А воняет-то сильнее!
– заметил он, опытный диагност.

– Не может быть!

– Я вам что говорю?

Смотрят: помойка горит! Пылает она прямо вся.

...Четвертые сутки пылают станицы - это не про войну. И баба останавливает на скаку совсем не взбесившегося коня.

Бог не фраер

Решил

один запущенный мужичок свести счеты с жизнью.

Пистолета нет.

Вешаться неохота.

Одна дорога - головой в стенку!

Ну и выломал себе височную кость.

Нейрохирург его похвалил.

– Трепанацию, - сказал, - сам себе сделал. А иначе там натекло бы - и все. А тут - готовое фрезевое отверстие.

Крыса

Крыса, если вживить ей кое-что в башку, в место удовольствия, и показать, что для получения этого удовольствия в виде морфия, скажем, нужно нажимать на педаль, усваивает это дело очень быстро. Так и трудится в поте лица, словно на беговой дорожке, лишь бы капало. Больше ее ни хера не интересует.

У нас за пятьсот рублей наркотам, у которых вен уже нету, ставят подключичные катетеры. Очень удобно: пробочку вынул, залил, заткнул. Многим нравится.

...Парнишка алкоголик и наркоман, у парнишки панкреонекроз - отмирание поджелудочной железы, дело дрянь, но парнишка чем-то симпатичен доктору. Забавный такой.

Решил полечить.

Поставил ему перидуральный катетер для введения обезболивающего лекарства лидокаин. Это такую трубку вводят в хребет, чтобы доходчивее было. И все чудесно. Время от времени подкачивал ему снадобье. Оно там растекается уж не помню, по каким путям-перепутьям, и хорошо, и не больно, и ниже все трубки все деревенеет.

Потом доктор сменился.

Новому доктору неохота было возиться, и он присобачил дозатор. Но сметливый парнишка быстро разобрался с дозатором, кнопочку там нашел - пипочку, чтоб лилось ему вечно, по щучьему веленью. И так блаженствовал.

Пока не растеклось вверх и не отнялись руки. Тут уж какая кнопочка.

Вынули ему все, пока до мозгов не доползло.

Тут идет парнишка по лестнице, несет в объятиях какие-то мешки с марлей или бельем, из пуза трубки торчат. Помогает персоналу. Видит первого доктора, хрипло ему:

– Ну, слышь, я спущу тебе пару тысяч, поставь обратно...

Повод повеселиться

Перешел я на третий курс, и началась у нас настоящая медицина.

На первой лекции по общей хирургии все заранее гудели: у-у-у. Потому что стол в лекционном зале был непривычно застелен белой простыней. Зачем - до сих пор не знаю.

Потом вошел жизнерадостный профессор N., завкафедрой. Называю его N. не почему-нибудь, а просто забыл фамилию. Вошел, скаля зубы, в колпаке, и начал развешивать плакаты с иллюстрациями.

На первом же плакате был изображен несчастный человек в ожидании операции на прямой кишке. Ожидал он ее

уже лежа на операционном столе, с задранными и разбросанными в стороны ногами, и все у него чудесно зияло.

Разумеется, нашелся в зале дебильный невидимка, который позволил себе смешок. Смешок покатился и докатился до профессора.

Тот только того и ждал. Развернулся с проворностью тигра, сверкнул глазами.

– А что здесь смешного? Что смешного, я вас спрашиваю?

И начал ставить нам коллективный пистон на предмет этики и милосердия.

Очевидно, такое повторялось из года в год. Профессор был готов отразить вызов.

Но чувство юмора у профессора было. Просто его веселили и развлекали другие вещи.

Это именно он, как я однажды уже писал, на кафедральных попойках, упившись, метал в потолок помидоры и приходил от этого в щенячий восторг.

После диплома

Есть у нас в городе такая Медицинская Академия Последипломного Образования.

Там усовершенствуются врачи.

Раньше так и называлась она: Институт Усовершенствования Врачей. Но дохтур все же не изделие какое, и кто-то догадался, что усовершенствовать его как-то несподручно.

И вот мой отчим пошел усовершенствоваться и образовываться. 44 года стаж. Но там нашлись и со стажем 47 лет, и 50 - уже в стадии слабоумия.

Рассказывал о первом дне довольно живописно.

Вышел профессор и радостно всплеснул руками:

– Ой, сколько вас! Мы давали заявку на 45 человек, а приехало 92! Очень, очень приятно!

Так оно и было. Отовсюду приехали - из Омска, Томска, Новосибирска, Екатеринбурга и т. д.

– Так! А теперь поднимите руки, кто платный!

Взметнулось семь рук.

Профессорская физиономия вытянулась.

– Что такое?
– нервно обратился он к своим ассистентам.
– Надо же как-то следить, контролировать!... Что за дела?

...Дела стали выправлять в тот же день. В глубинах группы зародилось шевеление, послышались реплики: "Староста! Всегда же был староста!"

Тут же выбрали старосту. И он тут же стал собирать деньги со словами: "Раньше кафедре всегда что-то дарили - чайник, телевизор. А теперь - только деньги. По сколько будем собирать? Ну, давайте... по 800... Теперь: у профессора ожидается день рождения. Надо скинуться..."

Профессор тем временем прокричал:

– У петербуржцев с большим стажем - свободное расписание!

Отчим ходит и радостно заявляет:

– А я сегодня в школу не пойду.

Судьба человека

Больной Картошкин был прооперирован насчет панкреонекроза. Спиртного происхождения, конечно.

Лежал, отдыхал.

Помимо панкреонекроза у него были отморожены обе руки, но уже давно. Впечатления остались в прошлом и уже поблекли. И превратились его руки в этакие красные кулачки закругленные с культяпками вместо пальцев. Обрубочки, похожие на бочоночки.