После нашего разрыва
Шрифт:
– Как бы то ни было, - сказал он, беря бумажный пакет для продуктов, в котором находились три бутылки очень хорошего скотча, и которые лязгнули друг об друга, когда он поставил пакет на свое бедро, - обещаю залечь на дно. Мои татуировки вряд ли загрязнят твое арендуемое пространство.
– Я уже сказала, что сожалею об этом.
– Прекрасно.
Он закинул спортивную сумку на плечо и взялся за ручку чехла с синтезатором.
Она подошла поближе к багажу и встала в паре шагов от него. Наклонив голову, девушка опустила взгляд в пол, нервно перемещая свой вес с одной
– Мы не можем остаться здесь вместе, - сказала она тихо.
– Т-ты не можешь остаться здесь.
– Почему нет?
– Я не стану ночевать в доме с человеком...
– Еще и с татуировками!
– ...которого не знаю вообще.
– Слушай, уже сказал тебе, я музыкант. Меня зовут Захария Обри, и...
Она ахнула, чем привлекла его внимание. До сих пор стоя в тени, она уставилась на него, разинув рот, и он обернулся, пораженный ее реакцией. Нечто среднее между всхлипом и криком вырвалось из ее горла, когда она подняла руку, чтобы прикрыть рот. Его сердце выскочило из груди, пульсируя как сумасшедшее, когда волна реальности разбилась о берег его сознания.
– О, мой Бог, - прошептала она в шоке дрожащим голосом сквозь пальцы, ее высокомерный акцент полностью изменился на душераздирающе знакомое произношение штата Мэн.
– Ты Зак Обри.
Он кивнул, его мозг боролся, пытаясь собрать все воедино - ее голос, поза, выражение и эти темные, блестящие глаза, будто подтверждая догадку.
– Зак, - она прошептала, выходя вперед в бассейн света.
– Это Вайолет.
Глава 3
Его руки ослабли, и черный мешок упал на пол багажника, в то время как сумка соскользнула с его плеча, и бумажный мешок со звоном грохнулся. В последнюю минуту он согнул локоть, чтобы удержать ремень сумки от столкновения с бумажным пакетом. Вайолет прошлась взглядом по его рукам, подтянутым, усыпанным татуировками мышцам, которые выпирали, когда он поднимал сумку с земли. Когда он подошел ближе, чтобы разглядеть ее лицо в тусклом свете, она почти почувствовала его дыхание на коже.
– Вайолет, - сказал он мягко, и теперь его голос внезапно изменился, когда она сопоставила его со своими воспоминаниями. Он был более глубоким и хриплым, чем она помнила, будто он курил в течение многих лет или часто кричал.
– Как цветок.
– Вайолет-как-цветок, - повторила она шепотом, глядя на него, ища Зака Обри, которого она знала раньше в этом мускулистом, татуированном, с пирсингом, лохматом рокере. Казалось невозможным соединить двух совершенно разных людей. Зак Йельского университета был худым и бледным - неуклюжим и задумчивым подростком.
Она подошла ближе к нему и, вздохнув с облегчением, увидела сходство. Его волосы, которые были собраны в хвост, все еще были темно каштанового цвета, который она помнила.
И его глаза. Она была достаточно близко, чтобы видеть, что его глаза были такими же завораживающе серыми.
Это он, прошептало сердце.
Ее пульс участился, когда она заметила маленькую коричневую родинку под левым глазом и нервно облизнула губы.
Его
– Вайолет, - повторил он неровным, хриплым голосом. Он не улыбался ей; просто смотрел на нее обжигающим, пристальным взглядом, который она помнила. Парень смотрел на нее так много раз, сидя за столом напротив нее в своей комнате в общежитии, его напряженный взгляд был грустным и не уверенным, прежде чем он заставлял себя отвести его.
Его лицо постепенно смягчилось, и неожиданно для нее он усмехнулся, одновременно заинтересовано и удивленно. Она почувствовала, что он пытается решить, что сказать или сделать дальше, она была также растерянна. Зак Обри стоял перед ней спустя все эти годы. Зак Обри, о котором она думала, по крайней мере, один раз в день с тех пор, как девять лет назад они простились с ним в Йеле. Проклятье ее сердце трепетало, а ее легкие горели, а пальцы дрожали, как будто ей было девятнадцать.
Он потирал нижнюю губу большим пальцем, и это простое, знакомое действие расширило глаза, когда он изумленно уставился на нее. Его губы, все еще такие великолепные, заметила она, наконец, изогнулись в полноценной улыбке, которая стала более уверенной и дерзкой, это было что-то новенькое.
– Боже мой, Вайолет. Вайолет Смит. Как дела? Черт. Что ты здесь делаешь?
Вайолет слегка усмехнулась, без сомнения, отойдя от шока, когда он нагнулся обратно в багажник за длинным черным нейлоновым мешком, который он уронил. Синтезатор, скорее всего, расстроен.
Он повернулся к ней лицом, и она осознала, насколько сильно он изменился со времен учебы в колледже. Большой. Широкий. Взрослый. И обжигающе горячий.
– Я тебя не узнала. Зак. Совсем. Не может быть.
– Сколько прошло? Лет десять?
– Девять, - если быть точнее.
– Ты показалась хорошо знакомой мне, но ты выглядишь совершенно иначе… И Гринвич...
– Да,- сказала она.
– Я сейчас там живу.
– Гринвич, да? Странный выбор для Мисс Хиппи Бохемиан, девушки, которая собиралась стать следующим поэтом-лауреатом и жила, питаясь литературой Джека Керуака (прим.: американский писатель, поэт, важнейший представитель литературы «бит-поколения»).
Она задалась вопросом, отразилось ли на ее лице потрясение, которое она испытала при подобном описании девушки, которой была.
– Ты помнишь меня.
Он пристально посмотрел на нее.
– Я все помню.
Ой. Она прерывисто дышала, ее дрожащее тело невольно тянуло к нему. Девушка спохватилась и заставила себя распрямить спину, с вызовом приподняв подбородок. Будет неприятно, если Зак, который отверг ее, в конце концов, заметит эту бурную реакцию ее тела. Будь она проклята, если доставит ему удовлетворение увидеть, как сильно его слова повлияли на нее.