После осени. Поздняя РАФ и движение автономов в Германии

Фитт Инге

Мы договорились встретиться с ними через несколько недель, но из этой встречи ничего не вышло.

Осенью 1973 года какой-то парень в Гамбурге, который снял для нас квартиру, написал на нас донос. Гамбургское управление по защите конституции решило не арестовывать первого вошедшего в квартиру, а вести за ней длительное наблюдение, чтобы выявить всех, кто живет нелегально, и затем поймать их всех вместе в ходе одной большой операции. Петля затягивалась все туже и туже.

Однажды мы с Кей ехали в машине по Кельну. Я вел машину.

Вдруг я увидел в зеркало заднего вида машину позади нас, в которой сидели два парня, от одного взгляда на которых у меня кровь стыла в жилах. Я поняла, что это свиньи. С этого момента мы стали систематически проверять, проезжают ли мимо нас машины или останавливаются рядом с нами. Через некоторое время стало ясно, что за нами наблюдает большой отряд мощных машин. Мы задумались о том, как нам сбежать. Мы не так часто бывали в Кельне и не знали дороги, и единственное, что нам пришло в голову, — это поехать в подземный гараж у собора.

Сначала мы попытались переманить машины наблюдения в другой район Кельна. Затем мы как можно быстрее доехали до подземного гаража, припарковали машину на промежуточной парковке и побежали к лестнице, ведущей прямо на соборную площадь. На бегу мы сняли пальто, и я повязала шарф на волосы. Когда мы спешили через дорогу, то увидели, что машины наблюдения оцепили подземную парковку. Никто не обратил на нас внимания, потому что предполагали, что мы все еще находимся на парковке.

Даже после того, как нас арестовали, мы так и не смогли понять эту попытку поймать нас. Позже из материалов дела мы узнали, что это была конкурентная борьба Федерального ведомства по защите конституции, которое хотело само прославиться успешным «арестом террористов». Это противоречило планам Гамбургского управления по защите конституции арестовать нас всех одним махом после длительного наблюдения за нами.

Ограбление банка прошло успешно, но, кроме этого, мало что из того, что мы пытались сделать, получилось как надо, и ничего из того, что имело отношение к нашей реальной цели — освобождению Андреаса, Ульрике и остальных, не прошло успешно. Вместо этого мы начали спорить друг с другом, недоверять друг другу, чем больше они наблюдали за нами, и не смогли сделать из всего этого никаких выводов. Мы не дали шанса людям, которые хотели с нами работать. Мы не смогли превратить полезные контакты в устойчивые отношения. Это было ужасно.

В это время, а также в то время, я относился к другим людям самоуверенно, высокомерно и унизительно. В своей убежденности, что я выбрал единственно возможный и правильный путь, я мерил все и всех своим мерилом. Одна женщина, с которой я давно общался, работала в важном американском военном учреждении. Она осмотрелась и выяснила, какие у нас есть возможности осуществить взрыв в компьютерном центре, а затем попросила принять активное участие в нападении на центр. Я отреагировал на ее просьбу чистым отказом. Я заклеймил ее желание как полную переоценку собственных возможностей, раскритиковал ее в пух и прах и, по моему приказу, мы разорвали с ней все контакты.

В зимние месяцы все мы заметили, что находимся под наблюдением, но сначала мы не думали, что это имеет к нам какое-то отношение. Мы просто не могли представить и не хотели признавать, что полиция могла взять наш след. Позже, когда встречи со следопытами и попытки арестовать нас стали происходить чаще, у нас появилось крайне субъективное видение ситуации, которое часто было далеко от объективных событий. Любой, кто видел полицейских, хотел отступить от борьбы; любойС , кто чувствовал, что за ним следят, имел проблемы с идентификацией с незаконностью.

Мы водрузили себя на собственные лопатки, объявив реальность проекцией, созданной нашим собственным разумом.

В ночь на 4 февраля 1974 года четверо из нас (Вольфганг и Эберхард были во Франкфурте) ночевали в заговоренной квартире на чердачном этаже нового многоквартирного дома. Внезапно нас разбудил шум и яркий свет. Квартира была окружена огромным количеством полиции, а все здание было освещено очень яркими прожекторами. Мы слышали, как над нами пролетел вертолет, и голос из громкоговорителя приказал нам дать выйти из квартиры без оружия, раздетыми и с поднятыми вверх руками. В это же время дверь в квартиру с громким стуком распахнулась, и через окна мы увидели вооруженных полицейских на крыше.

Точно в это же время Криста, Ильзе и Гельмут были арестованы в Гамбурге. Из-за даты нашего ареста нас с тех пор называли «группой из 4.2». В моей голове была только одна мысль: очевидно, что все должно было закончиться именно так после дерьмовых предыдущих шести месяцев.

Мы все четверо вошли в подъезд квартиры, голые и с поднятыми руками. Вся лестничная площадка была заполнена вооруженными полицейскими в защитной одежде. Я была единственной женщиной, и на полпути вниз по лестнице мне пришлось стоять голой в окружении молодых полицейских. После того как первоначальное напряжение спало, первые свиньи, стоявшие вокруг меня, начали делать замечания по поводу моего тела. Прошло около получаса, пока старший офицер накинул на меня пальто. Я чувствовала себя абсолютно униженной и оскорбленной.

Документы Rote Zora и RAF