После смерти Пушкина: Неизвестные письма
Шрифт:
Великий секрет промышленности — производить много и быстро, по той простой причине, что издержки тогда уменьшаются, распределяясь на большее количество товаров но тут-то как раз и находится препятствие для русских промышленников, потому что у них работают только крепостные, и также потому, что православная религия имеет большое количество праздников, когда работы не производятся. Отсюда неисчислимая потеря времени для фабриканта. Вот тот совет, который мне поручили вам дать, если ваш брат решит заказать эту машину. Непременно надо было бы, чтобы Димитрий нанял в немецких провинциях человек десять рабочих-протестантов (этого количества достаточно для работы машины), которые не праздновали бы никаких праздников и работали бы круглый год. Вы увидите также, что в подробном письме
Впрочем, Димитрию для того, чтобы иметь самые точные сведения о качестве машин, которые поставляют Кёхлины из Мюльхауза, надлежит только обратиться к Соболевскому и Мальцеву, которые делали заказы этой фирме.
Вот, любезный Жан, все сведения, что я мог получить, и будьте уверены, что я занимался этим делом с большим удовольствием, и если оно уладится, я надеюсь, это даст Димитрию то благосостояние, которого я ему желаю от глубины души. Я забыл вам сказать, что для изготовления подобной машины нужно три месяца, так что Димитрий не должен терять времени, если он хочет сделать заказ, чтобы успеть воспользоваться навигацией этого года.
Я получил сегодня письмо из Парижа. Барон де Геккерн взялся вам заказать рисунок красивого тильбюри (род экипажа) у одного из лучших каретников столицы; он также написал в Амстердам относительно полотна, и как только я получу ответ, я вам его пришлю. Поручение вашей жены исполнено и уже отправлено. Признаюсь вам, что я взял это на себя, я не хотел предоставить удовольствие Катрин оказать ей эту маленькую услугу, так мне хочется сохранить место в ее хороших воспоминаниях. Малютки много говорят о баденских дяде и тете, я их успокаиваю, обещаю, что они их увидят этим летом; я думаю, что вы по-прежнему имеете такое намерение, чтобы я мог сдержать обещание, данное мною моим дочерям.
Катрин целует вас и вашу жену, и я делаю то же в отношении вас и прошу вас принести к ногам вашей супруги мои самые теплые чувства.
Б-н Ж. де Геккерн».
Считая, очевидно, братьев Гончаровых полными невеждами в коммерческих делах, Дантес раскрывает перед ними «великие секреты» промышленности с одной-единственной целью — во что бы то ни стало выжать из них «причитающиеся» ему деньги. Он всячески старается угодить Ивану Николаевичу и его жене, рассыпается в любезностях с целью поддержать благоприятное впечатление от их визита в Баден. Очень красивый мужчина, по-видимому, он произвел впечатление на Марию Ивановну, прекрасно это понял и играет на этом. Угодничество его поистине внушает отвращение. Он даже вовлек в это дело и барона Геккерна, надо полагать — без ведома Гончаровых, написав ему относительно тильбюри и полотна.
Но вот Дантесы уехали, первое впечатление рассеялось, и Иван Николаевич, может быть, и пожалел, что так дал себя увлечь. Во всяком случае, в Сульц он не поехал и не ответил Екатерине Николаевне на письмо, как мы увидим далее. И последующие письма его к Дмитрию Николаевичу касательно денежных расчетов с Дантесом носят уже совсем другой характер:
«Баден, 3/15 июня 1842
Твои два письма лежат у меня на столе, дражайший Дмитрий, они меня опечалили, в особенности последнее. Бедный брат, какое мученье твоя жизнь в вечных хлопотах, когда же наступит день, который распутает все затруднения, что тебя окружают... Я пошлю оба твои письма Катерине, чтобы она и ее муж, а также и старик Геккерн хорошенько поняли, что не нежелание с твоей стороны, или какая-нибудь иная причина виною тому, что ты неаккуратен в выплате им денег, а только плохое состояние твоих дел...»
«Ильицыно, 13 февраля 1843 г.
Я получил твое письмо, дорогой, добрый Дмитрий, с бумагой, касающейся моей сестры Геккерн. Я просто в восторге, что познакомился с ее содержанием. Таким образом, дело совершенно ясно,
Как мы видим, тон этих писем совсем иной. Обратим внимание, что Иван Николаевич называет Екатерину Николаевну «моя сестра Геккерн» и выражает свое удовлетворение, что прилагаемый документ положит конец претензиям «семейства».
Все ухищрения Дантеса добиться уплаты денег ни к чему не привели. «Документ» — это, очевидно, подробный отчет о состоянии дел Гончаровых, который составил Дмитрий Николаевич и послал Екатерине Николаевне через Наталью Ивановну. Сделано это было намеренно, чтобы и мать в своем письме подтвердила тяжелое положение дел семьи. Взбешенный тем, что Гончаровы не обратились к нему непосредственно, а главное — потеряв надежду на уплату долга, Дантес разразился длиннейшим злобным письмом. Оно представляет разительный контраст с письмом к Ивану Николаевичу и еще раз подчеркивает лицемерие этого человека.
«Массево, 11 июля 1843 г.
Любезный Димитрий.
Так как бумага, которую вы послали Катрин через госпожу вашу матушку, касается только деловых вопросов и так как моя дражайшая славная жена в них совершенно ничего не понимает, я счел уместным ответить сам, чтобы изложить вам мои соображения.
Я прочел с самым большим вниманием подробный отчет о состоянии ваших дел и, вспоминая различные разговоры, которые у меня были с Жаном (Иван Николаевич) по этому предмету, я вижу, что, хотя он и описал это положение в очень мрачных тонах, он, к несчастью, был весьма далек от печальной действительности.
Скажу вам откровенно, что положение вашей сестры самое плачевное; не желая сейчас начинать с вами спора по тем статьям, которые, как вы утверждаете, изложены в бумаге, что вы мне прислали, я буду говорить только о содержании, которое вы должны выплачивать Катрин, совершенно определенном обязательстве, взятом вами во время моей женитьбы, когда ваше состояние было уже так же расстроено, как и теперь. Поэтому замечу вам, что для такого человека, как вы, привыкшего к коммерческим сделкам, и который, следовательно, должен понимать значение обязательств, вы действовали в отношении меня весьма легкомысленно. Действительно, зачем предлагать мне то, что вы не хотели мне давать? Бог свидетель, однако, что, женясь на вашей сестре, я имел более благородное чувство в душе, нежели деньги! Кроме того, вы должны помнить, что это вопрос, который я лично даже не хотел обсуждать; но поскольку обязательство было взято, я счел себя вправе на него рассчитывать; отсюда мои затруднения.
Я изложу вам наше положение с полной откровенностью и предоставлю вам судить о нем! После нашего возвращения во Францию Барон, чтобы дать мне занятие, поручил мне управление частью своих имений, кроме того, он мне предоставил сумму в ...(сумма не указана) на обзаведение и содержание семьи; естественно, в эту сумму входили и пять тысяч Катрин. Теперь, поскольку этой суммы нам недоставало с крайне огорчительным постоянством, а я не хотел ни в чем ограничивать комфорта, к которому привыкла моя славная Катрин, и так как щедрость барона де Геккерна мне это позволяла, я затронул капиталы, которые были мне доверены, рассчитывая позднее покрыть дефицит, когда ваши дела позволят вам уплатить задолженность, в чем, впрочем, Жан неоднократно меня заверял, и вот в качестве утешения я получаю отчет о состоянии ваших дел. Мое положение становится крайне затруднительным. Что же я должен делать? Не могу же я послать этот отчет в Вену, поскольку я всегда заверял Барона, во всех моих письмах, что ваши дела идут лучше и что, следовательно, мне заплатят, потому что вы должны не сестре, а Барону, который все время выплачивал ей содержание, так что до сих пор она еще никогда не ощущала последствий вашей неаккуратности.