После заката (сборник)
Шрифт:
— Сын мой, ты как, жив? Слушай, день-то не резиновый! Друзья ждут меня на ленч. Точнее, они должны принести ленч в…
— Отче, я совершил ужасный грех.
Теперь замолчал священник. «Немой» — вот оно, самое бесцветное слово на свете, подумал Монетт. — Напечатай на карточке, и с бумагой сольется».
Когда священник заговорил снова, его голос звучал по-прежнему спокойно, но чуть мрачнее и серьезнее.
— В чем твой грех, сын мой?
— Не знаю, — покачал головой Монетт. — Надеюсь, вы скажете.
Когда Монетт свернул с северного шоссе на Мэнскую автостраду, полил дождь. Чемодан лежал в багажнике, а кейсы с образцами
На лацкане пиджака Монетт носил значок с надписью; «Лучшие книги осени по лучшей цене».
У обочины стоял одетый в старье мужчина с плакатом в руках. Под усиливающимся дождем Монетт подъехал ближе и разглядел потертый бурый рюкзак, брошенный у обутых в разбитые кроссовки ног. На левой кроссовке застежка-липучка расстегнулась и торчала, как язык Эйнштейна. Ни зонта, ни хотя бы бейсболки у мужчины не было.
Сперва на плакате Монетт разобрал лишь грубо намалеванные красные губы, перечеркнутые по диагонали. Чуть приблизившись, он прочитал надпись над перечеркнутым ртом: «Я немой!» Продолжение следовало под картинкой: «Пожалуйста, подвезите!»
Монетт включил поворотник и притормозил у обочины, а странный любитель автостопа перевернул свой плакат. На обратной стороне красовалось столь же грубо намалеванное ухо, перечеркнутое по диагонали, с надписью «Я глухой!» над примитивной картинкой и «Пожалуйста, подвезите!» под ней.
С тех пор как получил права в шестнадцатилетнем возрасте, Монетг намотал сотни тысяч миль, причем большинство их пришлось на последние десять лет, в течение которых он служил торговым представителем «Вольфа и сыновей», сезон за сезоном продавая «лучшие книги». За все это время он не взял ни единого попутчика, а сегодня без малейших колебаний притормозил у обочины. Медаль святого Кристофера маятником болталась над зеркалом заднего обзора — Монетт нажал на кнопку и разблокировал замки. Сегодня терять ему было нечего.
Глухонемой скользнул в салон и бросил потрепанный рюкзак перед ногами, обутыми в сырые грязные кроссовки. Монетгу хватило беглого взгляда, чтобы понять: пахнет этот тип отвратительно, и он не ошибся.
— Далеко едешь? — поинтересовался Монетт.
Глухонемой пожал плечами, показал на дорогу, затем нагнулся и аккуратно положил плакат на рюкзак. Волосы у него были тонкие, нечесаные, с заметной сединой.
— Я спросил, не куда ехать, а…
Монетт догадался, что попутчик его не слушает. Пока глухонемой возился с рюкзаком, мимо пролетела машина. Лихач-водитель нагло засигналил, хотя Монетт оставил ему достаточно места. Монетт поднял средний палец. Этим выразительным жестом он пользовался и раньше, но из-за подобных мелочей — никогда.
Глухонемой пристегнулся и взглянул на Монетта, точно интересуясь, из-за чего задержка. На лбу морщины, на щеках сизая поросль — Монетт не мог определить, сколько лет его попутчику. Он либо старый, либо очень старый, точнее не скажешь.
— Далеко едешь? — повторил Монетт, на сей раз тщательно проговаривая каждое слово. Когда попутчик —
Глухонемой покачал головой и попытался объяснить что-то жестами.
Над ветровым стеклом Монетт всегда держал блокнот и ручку. «Куда едешь?» — написал он. Мимо, подняв целый фонтан брызг, пронеслась очередная машина. Самому Монетту предстояло ехать в Дерри, то есть еще целых сто шестьдесят миль по отвратительной — хуже только снегопад — погоде. Однако сегодня погода вместе с огромными фурами, которые, пролетая мимо, поднимали настоящее цунами, лишь отвлекала от горестных мыслей.
Не говоря уже о случайном попутчике, который непонимающе смотрел то на него, то на записку. У Монетта мелькнула мысль, что убогий калека не умеет читать — глухонемому-то научиться непросто! — но понимает значение вопросительного знака. Попутчик ткнул пальцем в простирающуюся впереди дорогу, а потом восемь раз сложил и развел ладони. Восемь раз или десять, что означало восемьдесят миль или сто, если он вообще осознавал, о чем речь.
— Тебе в Уотервилл? — предположил Монетт.
Попутчик буравил его безучастным взглядом.
— Ладно, не важно, — проговорил Монетт. — Захочешь выйти — тронь меня за плечо.
В темных глазах не мелькнуло ни искры понимания.
— Надеюсь, ты так и сделаешь, — кивнул Монетт. — Естественно, при условии, что знаешь, куда тебе нужно. — Он поправил зеркало заднего обзора и завел мотор. — Ты ведь совсем отрезан от внешнего мира, да?
В очередной раз единственным ответом стал безучастный взгляд.
— Да уж ясно, отрезан полностью! — вздохнул Монетт. — Телефонные провода безжалостно оборваны. Только знаешь, сегодня я почти готов поменяться с тобой местами. Почти готов… Музыку послушаем?
Попутчик повернулся к окну, а Монетт рассмеялся над собственной глупостью: этому бедолаге хоть Дебюсси, хоть «Эй-си/Ди-си», хоть Раш Лимбо [49] — разницы никакой.
Новый диск Джоша Риттера [50] Монетт купил для дочери. Ее день рождения уже через неделю, а подарок до сих пор не отправлен! За последние дни столько всего случилось… Когда Портленд остался позади, Монетт включил круиз-контроль, надорвал пластиковую упаковку и вставил диск в плеер. Ну вот, теперь диск, что называется, б/у, такой любимой дочери не подаришь. Впрочем, всегда можно купить новый, естественно, если денег хватит…
49
Раш Лимбо (наст, имя — Раш Хадсон Лимбо) — консервативный общественный деятель, ведущий одного из наиболее популярных радиошоу в США.
50
Джош Риттер — американский исполнитель фолк-музыки, автор четырех студийных альбомов.
Джош Риттер оказался весьма неплох. Немного похож на раннего Дилана, только негатива поменьше. Под музыку Монетт размышлял о деньгах. Новый диск в подарок Келси — ерунда, даже новый ноутбук, столь нужный и желанный по большому счету, тоже. Но если Барбара впрямь сделала то, что сказала — а администрация учебного городка все подтвердила, — Монетт не представлял, как оплатит дочери последний год в кливлендском университете «Кейс вестерн резерв», даже если сам не потеряет работу. Вот это — настоящая проблема.