Последнее дело Холмса
Шрифт:
Первым взял слово доктор. Он только что оставил Веспер Дандас в ее номере, вверив попечению Эвангелии и дав большую дозу веронала, от которой англичанка должна будет проспать весь остаток дня. Карабин потеребил бороду, слегка откашлялся и начал:
– До приезда полиции и судьи вы, мадам Ауслендер, как владелица этого отеля, представляете здесь власть. – Он обвел нас взглядом, чтобы убедиться в нашем согласии. – Не так ли?
– Можем считать, что так, – ответила она после краткого колебания.
Карабин
– В таком случае наше расследование можно считать завершенным?
Рахиль Ауслендер взглянула на него с подозрением:
– Было бы преувеличением давать этому столь громкое имя. – Она снова замялась на миг. – Мы посетили павильон скорее как свидетели, нежели в какой-то иной роли.
– Естественно, – сказал доктор не очень уверенно. – Тем не менее я пребываю в сомнениях… И вероятно, не я один.
Мадам Ауслендер в замешательстве потеребила кольца на правой руке:
– Не понимаю, что вы хотите сказать.
Доктор, казалось, подыскивал нужные слова.
– Есть кое-какие неясности в этом ужасном происшествии в павильоне, – вымолвил он наконец.
Малерба грубо захохотал. В руках у него был стакан с виски, а глаза ехидно щурились.
– Неужто опять заведем старую песню о том, что это может быть не самоубийство?
– Я сказал лишь то, что сказал.
– В павильоне вы обнаружили то же самое, что и все мы, – огрызнулся Малерба. – Всё было на виду.
– Всё, да не всё. – Доктор с озабоченным видом показал на меня. – Меня немного беспокоят кое-какие наблюдения, сделанные этим господином.
Я бесстрастно выдержал обращенные на меня взгляды. Внезапно все мы стали выглядеть подозрительно.
– Как бы то ни было, этим должна заниматься полиция, – сказал Ганс Клеммер.
У этого дородного, полнокровного немца глаза были такого же светло-голубого оттенка, как и у его жены. Поперек левой щеки тянулся шрам – безобманное свидетельство того, что в студенческие годы он отдал дань традициям германских университетов. Любопытно, подумал я не без яду, что поделывал он во время последней войны?
– Полиция, – повторил он с неизбывной германской верой в незыблемость государственных институций.
– Полиция появится лишь через несколько дней, – возразил Карабин. – Кроме того, несмотря на все наши старания это отсрочить, тело несчастной начнет разлагаться.
– О боже мой, я об этом не подумала, – побледнев, простонала Нахат Фарджалла.
Малерба ободряюще улыбнулся ей:
– Законы природы, моя дорогая. Прах к праху через весьма неприятную промежуточную фазу.
– И что же вы предлагаете, доктор? – вопросил Фокса.
Карабин взглянул на хозяйку:
– Я не судебно-медицинский эксперт, однако способен произвести самое тщательное исследование.
–
– Полной аутопсии не потребуется: мы лишь установим кое-какие дополнительные подробности.
– Подробности самоубийства?
– Подробности происшествия.
Повисла напряженная тишина. Пако Фокса уперся взглядом в стену, словно ждал, что на ней проступят зловещие знаки; супруги Клеммер взялись за руки; Малерба вытащил сигару и вертел ее в пальцах, не решаясь закурить; а примадонна, сидевшая рядом с ним на диване, пугливо озиралась по сторонам.
– На чем вы основываетесь, доктор? – спросил Фокса.
– Ни на чем. Просто есть кое-какие детали…
Он хотел было остановиться, не договорив, но испанец допытывался:
– Какие-нибудь особенные признаки?
– Не знаю. Просто детали. Когда одно не вяжется с другим. – Он взглянул на хозяйку, словно взывая к ее здравому смыслу. – И потом, здесь не место и не время выдвигать версии.
– Вероятно, да, – осторожно согласилась она.
Но было уже поздно. Царившая в салоне растерянность сменилась явным страхом.
– Вы что – намекаете?.. – вздрогнул Клеммер.
– Ни на что я не намекаю! – мотнул головой доктор. – Я всего лишь предлагаю более основательно исследовать тело.
– А нам зачем это? – вопросил Малерба. – Какая нам разница?
– Я рекомендую…
– Как правило, рекомендуют одни, а расплачиваются другие.
Воцарилось неловкое молчание. Нарушил его Пако Фокса:
– Разница в том, по доброй ли воле ушла из жизни Эдит Мендер, или ей кто-то помог. Вы ведь это хотели сказать, доктор?
– Не так резко и прямо.
Испанец нагловато улыбнулся. Мне показалось, что с учетом обстоятельств он настроен слишком легкомысленно. Так, словно гибель женщины в пляжном павильоне была незначащим происшествием.
– Но смысл именно таков.
Доктор ничего не ответил, промолчали и все остальные. Фокса обвел всех нас взглядом и задержал его на хозяйке.
– В таком случае сидеть сложа руки, пока не стихнет шторм, – вариант негодный. – Тут он сделал более чем драматическую паузу. – В том, разумеется, случае, если за смерть Эдит Мендер ответствен кто-то из нас.
Раздался хор протестующих голосов. Браслеты на запястьях певицы зазвенели от негодования.
– Один из нас?! Боже сохрани! – Примадонна, будучи ливанской христианкой, перекрестилась. – Неужели это возможно?
– Звучит дико, – заметил Малерба.
– Ответствен? И он среди нас? – Клеммер побагровел. Начал приподниматься с дивана, но осел. – Чушь какая! Мы бы не могли спать спокойно.
– Именно о том и речь, – спокойно ответствовал Фокса. – О том, спать ли нам спокойно – или не спать.