Последнее искушение Христа (др. перевод)
Шрифт:
— Если бы ты только знал, сколько мыслей приходит в голову женщины, пока она сидит и прядет, — наконец промолвила Мария. — Если бы ты знал, ты бы сжалился над ней, Иисус из Назарета!
— Я знаю, — улыбнулся Иисус. — Я тоже был женщиной в другой жизни и тоже прял.
— И о чем ты думал?
— О Боге. Только о Боге, Мария, и ни о чем больше. А ты о чем думаешь?
Мария не ответила, лишь грудь ее высоко поднялась, словно у нее перехватило дыхание. Марфа слушала их и тоже вздыхала.
— Так и есть, — внезапно, не выдержав, произнесла она хриплым голосом, — и я, и Мария, и все незамужние женщины
Иисус молча склонил голову. Марфа сняла с огня горшок — ужин был готов. Она снова пошла в кладовую.
— Я хочу рассказать тебе одну вещь, которая пришла мне в голову однажды, когда я пряла, — зашептала Мария, пока Марфа отсутствовала. — Я тоже думала о Господе в тот день, и я сказала Ему: «Господи, если Ты соблаговолишь войти в наш бедный дом, Ты будешь в нем хозяином, а мы гостями». И теперь… — она поперхнулась и умолкла.
— И теперь? — придвинулся Иисус к ней ближе. Но в это мгновение вернулась Марфа с тарелками.
— Ничего, — прошептала Мария, вставая.
— Идите есть, — сказала Марфа. — Старейшины вот-вот подойдут. Нельзя, чтобы они застали нас за трапезой.
Все трое опустились на колени. Иисус взял хлеб, поднял его над головой и произнес благословение так страстно и торжественно, что сестры в изумлении замерли, глядя на него. И тут им стало страшно, потому что лицо его светилось, а над головой колыхался нимб.
— Господи, — воскликнула Мария, протягивая руку. — Ты хозяин, мы — твои гости. Повелевай!
Иисус опустил голову, чтобы они не заметили его волнения: вот он — первый человек, первая душа, признавшая его.
Они встали из-за низкого столика, когда за дверьми уже стемнело, а на пороге показался высокий старик. Борода его ниспадала водопадом, руки были крепки, вьющиеся волосы на груди походили на баранью шерсть. В руках он держал высокий посох, который использовал не для опоры, а как символ власти.
— Добро пожаловать в наш бедный дом, отец Мелхиседек, — учтиво склонились обе женщины.
Он вошел, и на пороге тут же возник следующий старец. Этот был худым и беззубым, с длинной лошадиной головой. Маленькие глазки его горели, свидетельствуя о хитрости и изворотливости.
Женщины с такой же учтивостью пригласили и его, он тоже вошел. За ним появился третий старик — слепой и толстый, как боров. Посох он держал впереди, заменяя им утерянное зрение. У него была добрая душа, он любил пошутить, и, когда судил жителей своей деревни, никогда не решался кого-нибудь наказать. «Я не Бог, — говорил он. — Тот, кто судит, и сам будет судим. Помиритесь, дети мои, чтобы у меня не было неприятностей в будущей жизни!» А бывало, что он из собственного кармана возмещал убытки обиженному и шел в тюрьму вместо обидчика. Одни называли его дураком, другие — святым. Старый Мелхиседек терпеть его не мог, да что поделаешь, толстяк происходил из священного рода Аарона и был самым зажиточным человеком в деревне.
— Марфа, — величественно промолвил Мельхиседек — посох его почти доставал до потолка, — где чужестранец, пришедший в нашу деревню?
Иисус поднялся от очага, у которого сидел, молча глядя на огонь.
— Это ты? — спросил старик, оглядывая его с головы до пят.
— Да. Я пришел из Назарета.
— Галилеянин? — прошамкал
— Не смейся над ним, Самуил, — вмешался слепой. — Галилеяне и вправду болтуны, глупцы и провинциальные невежи, но они честные люди. И наш сегодняшний гость — честный человек. Я слышу это по его голосу. Добро пожаловать, дитя мое, — повернулся он к Иисусу.
— Ты торговец? — спросил старый Мелхиседек. — Что ты продаешь?
Пока старейшины говорили, в дом стали собираться зажиточные жители деревни. Узнав о приходе чужестранца, они надели на себя все лучшее и поспешили к сестрам, чтобы провести время и послушать, откуда гость и какие принес вести. Они входили и устраивались на полу позади старейшин.
— Я ничего не продаю, — ответил Иисус. — Я был плотником у себя в деревне, но бросил эту работу, ушел из дома и посвятил себя Господу.
— Ты правильно поступил, что отошел от этого мира, дитя мое, — промолвил слепой. — Но берегись, бедняга! Впутавшись в дела Господа, всегда рискуешь. От Него уже не убежишь, — и он рассмеялся.
Старый Мелхиседек чуть поморщился, услышав такое, но промолчал.
— Значит, отшельник? — насмешливо предположил второй старейшина. — Один из левитов? Или зелот? Лжепророк?
— Нет, нет, отец, — смущенно ответил Иисус.
— Так кто же?
На пороге появились женщины. Надев все свои украшения, они пришли показать себя и посмотреть на незнакомца. Каков он — стар, молод, красив ли? Чем торгует? А может, он посватается к одной из двух стареющих, но все еще красивых сестер, Марфе или Марии? Бедняжки, они ведь так могут и умом тронуться… Надо пойти и взглянуть!
И, нарядившись и приукрасившись, они явились и встали рядком за спинами мужчин.
— Так кто же ты? — снова повторил старый хитрец.
Внезапно Иисуса охватила дрожь, и он протянул руки к огню. От его все еще влажной одежды шел пар. «Может, воспользоваться этим случаем, — думал он, — и открыть миру, что Всевышний выбрал меня, чтобы разбудить Бога, спящего в душах этих людей, убивающих себя пустыми заботами. Они спрашивают меня, что я продаю. Я отвечу: Царство Божие, спасение души, вечную жизнь. И пусть они снимут последнюю рубашку, чтобы купить это бесценное сокровище». Он окинул взглядом собравшихся, увидел лица, освещенные лампадой и отблесками пламени очага: жадные, хитрые, состарившиеся от мелких забот и пожирающих душу тревог, сморщившиеся от страха. Жалость к ним заполнила его сердце, он хотел встать и говорить с ними, но в этот вечер он чувствовал себя слишком усталым. Так много времени миновало с тех пор, как он спал в человеческом жилище, положив голову на подушку. Он прислонился к задымленной стенке очага и прикрыл глаза.
— Он устал, — вмешалась Мария, заискивающе глядя на старейшин. — Не мучайте его.
— Верно! — согласился Мелхиседек и, опершись на посох, двинулся к выходу. — Ты права, Мария. Мы говорили с ним так, словно мы ему судьи. Мы забыли… — он повернулся ко второму старейшине, — ты забыл, Самуил, что ангелы порой спускаются на землю в образе нищих — в рваных хитонах, босыми, без посохов и кошелей, как этот человек. А поэтому хорошо, что мы вышли ему навстречу, как встречали бы ангела. Этого требует простой здравый смысл.