Последнее искушение Христа (др. перевод)
Шрифт:
Со двора вернулся трактирщик с подносом, и комната заполнилась восхитительным запахом.
— Счастливого пути! — закричал Симон вслед долговязому сумасшедшему. — Передай Ему наши наилучшие пожелания!.. Вот еще один из ваших! — рассмеялся он, подмигивая приятелям. — Да, похоже, действительно наступил конец света — вокруг полно идиотов. Этот утверждает, что повстречал Господа позавчера ночью, когда вышел пописать. Ну и с этого мгновения как ему дальше жить? Он даже есть перестал. «Меня, — говорит, — пригласили на небеса. Там и покушаю». Нацепил свой саван и бегает по домам: собирает поручения, прощается. Видите, что бывает, когда слишком близко подходишь к Богу! Берегитесь, парни, — для вашего
Он установил поднос с головой барашка в центре стола. Все лицо его искрилось от смеха.
— Свежая голова! Иоанн Креститель! Ешьте на здоровье!
Тошнота подкатила к горлу Иоанна, и он отвернулся. Рука Андрея, уже было потянувшаяся к подносу, замерла в воздухе. Голова смотрела на них мутными, широко раскрытыми неподвижными глазами.
— Симон, мерзавец! — вскричал Петр. — Ты отбил у нас всякий аппетит, теперь ее никто не станет есть! Как я теперь выковыряю из нее глаза? Я так люблю ими закусить, а теперь это все равно что съесть глаза Крестителя.
— Не волнуйся, милый Петр, — расхохотался трактирщик. — Я сам их съем, но сначала вкуснейший, нежнейший язык — да благословит его Господь! — который кричал: «Кайтесь! Кайтесь! Конец света наступил!» Бедняга, его собственный конец наступил гораздо быстрее, — и, вынув нож, он отрезал язык и в один присест заглотил его. Потом налил полную чашу вина и, усевшись, залюбовался своими двумя бочонками. — Ладно, парни, забудем, Мне жаль вас. Я сменю тему, чтобы голова Крестителя перестала вас отвлекать и вы смогли бы заняться бараньей… Как вы думаете, кто нарисовал этих петуха и свинью на бочках? Ваш гостеприимный хозяин собственными руками, если хотите знать. А может, вы угадаете, почему петуха и свинью? Куда вам, глупым галилеянам. Значит, мне придется раскрыть вам тайну и просветить ваши крохотные мозги!
Петр, облизываясь, взирал на голову, но не осмеливался вынуть глаза и съесть их. Они все еще напоминали ему о Крестителе. Глаза пророка точно так же взирали на человечество.
— Так слушайте, — продолжил трактирщик, — и просвещайте, как я уже сказал, свои крохотные мозги. Когда Господь закончил творение (кстати, а зачем Благословенный вообще затеял это дело?) и смыл грязь со своих рук, он созвал всех новорожденных созданий и гордо спросил их: «Скажите, птицы и звери, как вам нравится мир, созданный мною? Может, что-нибудь вам не по вкусу?» И все тут же начали блеять, ржать, мяукать, мычать и щебетать: «Все по вкусу! Все по вкусу!» — «Благословляю вас, — ответил Господь. — Надо вам сказать, что и Я не вижу никаких изъянов. Мои руки заслужили похвалу». Но тут он заметил петуха и свинью, которые молчали, опустив головы. «Эй, свинья! — закричал Бог. — И вы, господин петух, почему молчите? Может, вам не нравится мир, который я создал? Может, в нем чего-то не хватает?» Но они продолжали молчать. Уж можете быть уверены, что бес им нашептывал на ухо: «Скажите Ему, что не хватает вьющегося растения, которое приносит виноград, — его можно давить, сливать в бочки и превращать в вино». «Эй вы, что молчите?!» — снова закричал Господь, поднимая свою исполинскую руку. И наконец бес придал им мужества, они подняли головы. «Господь Создатель, что мы можем Тебе сказать? Слава Твоим рукам — мир прекрасен! Но в нем недостает одного вьющегося растения, которое приносит виноград — его давят, сок сливают в бочки и превращают в вино». «Ах, вот в чем дело! Сейчас Я вам покажу, безобразники! — в гневе вскричал Господь. — Вы хотите вина и пьянства, и пьяных драк, и пьяной рвоты? Да будет вино!» И, засучив рукава, Он взял комок глины, вылепил лозу и посадил ее. «Так слушайте же мое проклятие, — добавил Он, — да
Друзья разразились хохотом и, позабыв о Крестителе, принялись за жареную голову. Иуда был первым и самым усердным. Он расколол череп надвое и набрал полные пригоршни мозгов. Увидев такой грабеж, трактирщик перепугался — да они ему и косточки не оставят!
— Эй, парни, — закричал он, — хорошо вам тут есть и пить, но не забывайте и покойного Иоанна Крестителя. Бедная его голова!
Все снова замерли с кусками мяса в руках, а Петр, жевавший глаз и собиравшийся его уже проглотить, подавился. И проглотить его теперь было нельзя, но и выплевывать жалко. Что же делать? Лишь на Иуду это не произвело никакого впечатления. Трактирщик снова наполнил чаши.
— Да сохранится его имя надолго в нашей памяти. Бедная отрубленная голова… Ну, а теперь выпьем за ваши, парни!
— И за твою, старая лиса, — добавил Петр, проглатывая глаз.
— Ничего, — ответил трактирщик, — мне-то бояться нечего. Я не суюсь в дела Господа и не обременяю себя размышлениями о спасении мира! Я — трактирщик, а не ангел и не серафим, как ваши святейшества. Уж чего-чего, а этого мне не надо, — и с этими словами он схватил остатки головы.
Петр открыл было рот, но произнести ему ничего не удалось, так как на пороге появился огромный человек с изъеденным оспой лицом. Ученики Иисуса замерли за столом, Петр испуганно пригнулся, стараясь спрятаться за широкими плечами Иакова.
— Варавва! — ухмыльнулся Иуда. — Заходи.
Варавва, склонив свою крепкую шею, уставился на галилеян, притихших в полутьме.
— Рад, что встретил вас, мои ягнятки, — с издевкой рассмеялся он. — Чуть до Индии не дошел, чтобы разыскать вас.
Трактирщик ворча поднялся и принес ему чашу для вина.
— Только тебя нам и не хватало, разбойник Варавва, — пробормотал он себе под нос. Симон не любил этого человека. Всякий раз, как Варавва заходил в харчевню, он напивался и начинал ссоры с римскими солдатами, а расплачиваться приходилось Симону. — Только не начинай свои старые штучки, свиная морда!
— Слушай, ты, пока нечестивые топчут землю Израиля, я буду бороться — заруби себе это на носу. Неси жрать, вшивая кляча!
Трактирщик подтолкнул к нему блюдо с костями.
— Ешь! У тебя зубы, как у собаки, — разгрызешь!
Варавва одним глотком осушил свою чашу, покрутил ус и спросил:
— А где же ваш пастух, мои овечки? У меня с ним старые счеты. — Глаза его засверкали.
— Ты пьян, а пить еще даже не начал, — угрожающе заметил ему Иуда. — Твои геройства уже дорого обошлись нам.
— Что ты имеешь против нашего учителя? — осмелился вставить слово Иоанн. — Он святой человек. Он даже на муравья не наступит, когда идет.
— Чтобы муравей не наступил на него. Он просто трус! Разве он мужчина?
— Он вырвал Магдалину из твоих лап — этого ты ему и не можешь простить, — набрался мужества Иаков.
— Он осмелился перейти мне дорогу, — прорычал Варавва, и взор у него помутнел, — перейти мне дорогу, и он заплатит за это!
Но Иуда, схватив его за руку, оттащил в сторону.
— Что тебе здесь надо? — зловеще прошипел он. — Зачем ты спустился с галилейских гор? Братство предписало тебе скрываться там. В Иерусалиме место другим.
— Мы боремся за свободу или нет? — яростно набросился на него Варавва в свою очередь. — А если да, то я вправе делать все, что мне заблагорассудится. Я пришел посмотреть своими глазами на этого Крестителя и на все его чудеса и знамения. «Может, он и есть Тот, кого мы ждем», — сказал я себе. А если так, пусть не мешкает, встает во главе и начинает битву. Но я опоздал. Его уже казнили… Иуда, ты старше меня — что ты скажешь?