Последнее лето в национальном парке
Шрифт:
— Андрей Константинович! Я начинаю догадываться о причинах ваших профессиональных успехов.
Вы, вероятно, рассматриваете весь мир, как одну большую клинику неврозов?
— Так я не прав?
— Спокойной ночи!
Я старалась, как могла — не подавала гостю чашечки кофе и старательно избегала пауз, но его последние фразы свели все эти усилия на «нет», и мое утреннее поражение маячило на столе пустым стаканом. От принадлежности к противоположному полу было некуда деться.
Благословенно время созревания яблок, когда начинает румяниться зеленый бочок, и узкобедрый
— Он этого хочет, но боится, а я могу сделать это для него.
— Ты должна это сделать для него, во что бы то ни стало, — вторит внутренний голос, — да, он будет озабочен предстоящими трудами, но ты будешь нужна ему.
Глава 4
Поздним утром я нарядилась в широкую бархатную юбку, соломенную шляпку и новую шелковую блузку, расшитую украинским орнаментом, украсив себя, как и полагается, рядком серебряных монеток. Этот орнамент я привезла когда-то первым студенческим летом из экспедиции в Западную Украину, когда старые вышивальщицы уже давно проиграли битвы великого интервала между московским фестивалем и первым полетом советского космонавта, оплакав свои фикусы, салфеточки и каждого из семерых слоников, бесследно сгинувших в ходе культурной революции.
Наш искренний интерес к былым ценностям удачно противопоставлялся бездушию домочадцев, и старушки охотно отдавали нам старинные вышивки и глиняную посуду, что и явилось моим первым рабочим материалом. Кое-кто из участников экспедиции записывал у тех же старушек народные украинские напевы, преследовавшие меня потом всю оставшуюся жизнь. Мы гонялись за прошлым, а параллельно, начитавшись Гумилева-сына, старались оценить уровень пассионарного напряжения в современном украинском обществе, хотя спустя много лет в своей диссертации я не упомянула об этой крамоле ни слова.
Эффект от моего наряда предполагался быть убойным, но у меня вдруг закралась весьма занятная мысль о приглашении этим летом Натальей Николаевной молодого доктора в Пакавене — почти все действия моей тетки — молчуньи убивали одновременно двух зайцев. Опережать события не стоило, поэтому я накинула поверх блузки глухой джинсовый пиджачок и, принимая из теткиных рук баночку для сметаны, настолько натурально изобразила отсутствие энтузиазма, что она осведомилась о моем самочувствии. Я поведала слабым голосом о дурно проведенной ночи, тетя предложила отложить поездку, а Андрей Константинович, закусив губу, выразил желание доставить продукты без моего участия.
— Андрей Константинович, мне так неловко утруждать вас, но… — развела я руками с глубоким облегченным вздохом, искренне наслаждаясь чувством растерянности, появившимся в его глазах, а потом поглядела в тетину бумагу, — … но, впрочем, без моего участия здесь не обойтись — список слишком длинный После некоторых дебатов моя готовность принести жертву вполне устроила всех собеседников, и мы отправились в путь. При выезде из деревни я сняла пиджачок и оказалась во всей красе. Эффект был неожиданным — у водителя случился приступ смеха.
— Радистка
— Андрей Константинович, мы так мало знакомы, что понять, в какие же моменты надлежит обижаться, не так уж легко.
— А что вам подсказывает сердце?
— Что вы излишне проницательны, и мне следует остерегаться.
— Попробуйте довериться, я иногда обедаю в городе и знаю, где подают отменно взбитые сливки.
— Взбитые сливки в обмен на доверие? Там же девяносто процентов пустот!
— Я полагаю, торг уместен.
— Тогда свиная отбивная!
— При одном условии — все продукты в магазине куплю я сам, такие нарядные дамы в очередях не стоят.
Вы подождете в машине?
Мясо-молочный магазин (мезапенас) у станции посещался нами с регулярностью, составившей бы честь любому английскому клубу. Ждать в машине, однако, было жарко и скучно, и примерно то же самое должен был ощущать сейчас мой спутник, стоя в очередях. Захлопнув дверь, я снова замаскировалась пиджачком, чтобы не привлекать излишнее внимание, и решила помочь Андрею Константиновичу с покупками.
Внезапно возникшие в воздухе силовые поля попытались, однако, увлечь меня в сторону вокзала, где в кустах железнодорожного скверика рабочие устанавливали очень высокий деревянный крест, разукрашенный резными кружевами и фигурками. То, что это происходило в советские времена и, мягко говоря, за пределами кладбища, требовало внимания, и я решила, что рассмотрю крест попозже. Нужно было перейти шоссе, но сзади меня внезапно возник какой-то сомнительный небритый тип из местных пристанционных алкашей и, почти поравнявшись со мной, он резко пошатнулся в мою сторону.
Не судьба была погибнуть мне именно сегодня — только этим и можно объяснить мое удачное падение у самых колес мчащегося по улице грузовика. Но колено было разбито, и юбка покрылась сбоку дорожной грязью. Бомж тут же сбежал, а я поплелась в туалет автобусной станции, где обезвредила рану духами и промыла юбку водой, благо мокрые пятна на черном бархате были почти не заметны. Мой спутник появился только через десять минут, когда волнение уже улеглось, духи немного выветрились, и юбка слегка подсохла.
— Черт… — думала я, пока он выруливал вокруг центральной площади в поисках удобной стоянки, — силовые поля, похоже, всегда правы! Пора бы уже и понять…
Обед был превосходен, и мы оба получили удовольствие от легкой совместной пикировки и полусладкого шампанского, но я наотрез отказалась танцевать, поскольку колено побаливало, а демонстрировать новые царапины, не состоя в гусарах, было не корректным. Андрей Константинович был разочарован и сделал еще более ужасное предложение — прогуляться пешком по городу. Ему явно не хотелось ехать домой, а вторичный отказ мог вызвать сомнения в моей лояльности, поэтому у меня возник коварный план — он отвозит продукты тетке и придумывает причину моего отсутствия, а я пережидаю это время у лодочной станции, и мы едем за озеро к моей хорошей знакомой — местной ведьме Лауме Жемепатискайте.