Последнее лето
Шрифт:
– Ничего у меня не путается, – отмахнулся старик.
Днём он накачал в огороде лодку и тщательно осмотрел её, прикладывал к тугим бортам ухо, прислушиваясь, не пропускает ли она где воздух. Проверил на просвет дно: нет ли трещин, иных повреждений, через которые может поступать вода. Убедившись, что всё в порядке, аккуратно свернул лодку и убрал обратно в мешок.
Ближе к вечеру пошли копать червей в дальний конец огорода, туда, где была сделана загородка для сена. Тут у деда с внуком тоже не было единства: Матвей старался набрать червей покрупнее, потолще,
– Как таких червей на крючок-то насаживать?! Здоровенные, как… как змеи, прям … – горячился внук. – Сползать же всё время будут.
Дед спокойно возражал:
– Ничего ты не понимаешь. На большого червя и рыба большая клевать будет.
– Большая рыба и маленького червя съест, а вот если её там нет, большой-то, так рыба поменьше такого слона и заглотить не сможет. Будет только мусолить и всё, – приводил свои доводы Валерка.
– Ничего… – бормотал старик, выворачивая очередной ком земли и разбивая его лопатой. – Вот две-то удочки как раз и сгодятся. На одну покрупнее червя насадить – для большой рыбы, на другую – поменьше.
Вечером, управившись по хозяйству, поужинав и сварив пшённой каши на прикорм, сидели на крылечке. Клавдия, вымыв после перегонки молока сепаратор, вынесла его сушиться на улицу. Посмотрев на сидящих рядом деда с внуком, пробормотала тихонько:
– Ой, рыбаки, рыбаки… Смотрите аккуратней там, с лодкой-то. Не потоните.
– Ба, да всё нормально будет, не переживай, – заверил её внук, потом спросил деда: – Может, будильник завести, а? На всякий случай, чтоб не проспать.
– Да не надо, так встанем. Сейчас уж в четыре часа светло делается.
Наутро пошли в половине седьмого, аккурат, когда выгоняли скотину в стадо. Дочка неторопливо вышла из стайки на улицу; овцы, которых остригли около недели назад, суетливо выбежали следом. Без шерсти они смотрелись непривычно маленькими, худыми, и от утренней прохлады их била мелкая дрожь.
– Маси, маси, маси… – тихонько приговаривала Клавдия, идя следом и ласково поглаживая овечек. – Давайте, мои хорошие, бегите.
Улица наполнялась мычанием, блеянием, глухим топотом сотен копыт. Раннее июньское солнце к этому времени уже поднялось и тысячами искр отражалось в капельках росы, густо покрывшей мелким бисером траву.
Валерка энергично взвалил на спину мешок с лодкой, Матвей повесил на плечи рюкзак и взял удочки.
– Когда вас ждать-то? – поинтересовалась Клавдия.
– На двухчасовалом хотим обратно, на рейсовом. Ежели всё нормально будет, так часам к трём должны быть. Может, и раньше, как получится. – Матвей поправил шляпу, проверил, застегнуты ли пуговицы на рыбацкой куртке.
– Ладно, идите с богом. – Старуха перекрестила внука со стариком, и те, не оглядываясь, пошли по улице прочь.
Фёдор Гуменников, проводивший в стадо бычка, стоял у своей калитки, курил.
– Доброго здоровьица, рыбаки, – улыбнулся он, приподнимая кепку.
– Здорово, Лукич, – кивнул в ответ старик.
– Здравствуйте, деда Федя, – поздоровался Валерка.
–
– Да вот в Колбиху хотим съездить, – не останав-ливаясь ответил Матвей.
– Собрались всё же? Молодцы. С гэрэповскими?
– С ними.
– Расскажете потом, как там оно.
– Расскажем, съездить сперва надо.
На длинной лавке у конторы геолого-разведочной партии сидело уже несколько человек, тут же стоял КУНГ – ГАЗ-66 с будкой вместо кузова. Некоторых из сидевших на лавке Матвей знал, некоторые были ему незнакомы.
– Утро доброе, – слегка наклонил он голову, когда они с Валеркой подошли ближе. – Возьмёте попутчиков до Колбихи?
– Здорово, дед Матвей, на рыбалку, что ли, собрался? – улыбнулся ему, затянувшись беломориной, Просвирин Илья, крепкий широкоплечий мужик средних лет.
– Да вот охота бы съездить… – Матвей опёрся на удилища. – Нынче не бывали ещё там.
– Не сидится дома-то? – поддержал разговор другой знакомый.
– Так чего в избе-то сидеть, – Матвей слегка пожал плечами. – Да и внук, вон, просится, – он повёл головой в сторону Валерки. – Пока на каникулах гостит.
Валерка покосился на деда и подумал: «Ага… Внук просится… Сам готов вперёд меня в Колбиху эту бежать».
Чуть в стороне сидел не на лавке, а на корточках незнакомый Матвею болезненно худой, костлявый, довольно молодой ещё парень с белёсыми, словно выцветшими глазами и с синими наколками на пальцах. Сплюнув сквозь зубы, он криво ощерился:
– Ох, дед, рискуешь…
Матвей посмотрел на него:
– Пошто?
– Так… дело известное – ты из хаты, сосед в хату… – хохотнул парень. – К бабке-то быстро хахаль прибежит, пока ты там рыбку ловишь, а? – он снова хохотнул и весело глянул на остальных.
Старик погладил рукой бороду и, чуть помедлив, спокойно сказал:
– Глупый ты, паря.
Ухмылка слетела с лица парня с наколками.
– Чего, чего? – он недобро прищурился.
– Чего слышал. Я тебе в деды гожусь, а ты мне про старуху мою похабщину всякую несёшь. Кто ж ты в таком разе?
– Слышь, дед, ты за базаром-то следи. – Парень снова сплюнул, в голосе его послышалась лёгкая угроза. – Я ж не посмотрю, что ты…
– Ну-ка, хорош! – прикрикнув, перебил его Просвирин. – Ты сам за своим базаром следи, понял?
Сидевший на корточках умолк и с недовольным видом отвернулся в сторону.
– Ну так чего, – снова спросил Матвей, – до Колбихи-то довезёте?
– Да конечно довезём, дед Матвей, чего спрашиваешь. – Просвирин поднялся с лавки, затушил о подошву сапога папиросу и бросил её в ведро, служившее урной. – Место есть, так что… согласно купленным билетам, – усмехнулся он.
Через пару минут из конторы вышел старший, все загрузились в машину и поехали. Шофер почему-то поехал не по гравийке, а по шедшей вдоль неё грунтовке. Трясло тут, может, чуть поменьше, но зато пыль лезла в КУНГ во все щели, мельтешила мелкими звёздочками в жёлтых лучах солнца, пробивавшихся в будку сквозь грязные мутные окошечки под потолком.