Последнее отступление

Калашников Исай Калистратович

— Да, да. Я его почти не помню. Совсем маленькой была, когда он уехал. Здоровье у него как? Он мне не писал о здоровье.

— Так-то ничего вроде. Только нога в морошные дни донимает как будто. Ну, да тут ничего не поделаешь, в ненастье у всех старые раны ноют…

— Какие старые раны, вы о чем говорите? — с испугом и удивлением спросила Нина.

Артемка рассказал, как и где ранили Павла Сидоровича.

— Нога у него стала короче, но большой беды нет. Батя ваш держится бодро, здоровье у него крепкое, не сумлевайтесь…

Сами увидите. Долго здесь пробудете? Я к тому спрашиваю, что мужик наш один вскорости домой едет, с ним бы и добрались до Шоролгая.

— А он возьмет? Если возьмет, дня тут жить не буду.

Свернув с Большой улицы на Думскую, Артемка подозвал мальчишку, спросил, где живет Игнат Трофимович Спиридонов.

— А вот рядом с нами, — мальчик показал на небольшой дом, срубленный по-деревенски.

Артемка подвернул лошадь к воротам, слез с воза.

— Вы его совсем не знаете? — кивнул он головой на окна дома.

— Нет, конечно. Папа писал, что это его товарищ.

Скрипнула калитка. На улицу вышел высокий сутуловатый человек. Из-под широких бровей на Артемку глянули его суровые глаза.

— Откуда? — отрывисто спросил он, подумал немного и добавил: — Куда?

— Мы разыскиваем Игната Трофимовича.

— Ну, я Игнат Трофимович. Чего надо?

— Барышню вот с поезда к вам привез. Дочка Павла Сидоровича.

Игнат Трофимович ничего не сказал, вернулся во двор, открыл ворота, взял лошадь под уздцы и повел ее к крыльцу. Артемка шел за подводой, с дотошностью крестьянина осматривал двор. Он был невелик, чисто подметен. У одной стены стояла поленница дров, рядом с домом — кладовая, за ней — баня. Посередине, на аршин от земли возвышался сруб колодца. На крышке его лежало обледеневшее ведро с веревкой.

Не проронив ни слова, Игнат Трофимович снял с телеги чемоданы и понес их в избу. Нина отправилась за ним. Артемка нерешительно топтался у телеги. Игнат Трофимович обернулся, сердито бросил через плечо:

— Тебе что — особое приглашение требуется?

В избе, куда вошли они, было чисто. Некрашеный пол был по-деревенски притрушен чистым песком, на стенах висели фотографии, по дюжине в каждой рамке. Деревянная кровать, стоявшая направо от входа, застелена белыми простынями. На ней возвышалась гора подушек в цветастых ситцевых наволочках.

Игнат Трофимович поставил чемоданы у порога, пробурчал:

— Раздевайтесь… Хозяйка придет, чаевать будем, — и сел на лавку, положив на колени большие костистые руки, исчерченные шрамами и ссадинами.

Разговорчивостью он, как заключил Артемка, не отличался. Сел и сидит, что сыч в дупле. Неуважительный мужик, нелюдимый. Ишь, глазищами водит. И как такого Павел Сидорович в друзья себе выбрал?

Молчание тяготило и Нину. Тихо, словно в избе был тяжелобольной, она сказала Артемке:

— Вы попросите мужика, чтобы он меня отвез в Шоролгай. Пожалуйста…

Артемка заметил, что глаза у Нины серые,

открытые, как у отца. В остальном же она почти на него не походила. Даже не скажешь, что его дочка. Лицо у нее кругленькое, с ямочками на щеках, а у Павла Сидоровича будто топором вырубленное.

Артемка хотел было сказать, что Елисей Антипыч возьмет ее обязательно, но тут в разговор вступил Игнат Трофимович.

— Извозничаешь, парень?

— Нет, — коротко ответил Артемка. Разговаривать он не был расположен. Ответ прозвучал недружелюбно, неприязненно. Нина, очевидно, для того чтобы как-то сгладить недоброжелательность, сказала:

— Он из Шоролгая.

— А тут что делаешь? — спросил опять Игнат Трофимович.

Артемка хотел ответить так же коротко, как и первый раз, но встретился взглядом с Ниной и сказал мягче:

— Я недавно в городе, на вокзале чемоданы да мешки ношу. А лошадь не моя. Наш мужик подрабатывал.

И он скорее для Нины, чем для Игната Трофимовича, рассказал, как приехал в город, как искал работу, о Елисее Антипыче… Лицо Игната Трофимовича оставалось по-прежнему угрюмым.

— Работу ты себе подобрал неважную. Холуйская работа, — проговорил он.

— А что же мне делать? — развел руками Артемка.

Игнат Трофимович ничего не ответил, и возникший было разговор оборвался.

Неприветливость Игната Трофимовича произвела на Артемку неприятное впечатление, и он не стал долго у него задерживаться. Уехал на постоялый двор, пообещав через часок вернуться, показать Нине город. Она его об этом попросила.

Елисей, услышав, что с ним собирается ехать дочь Павла Сидоровича, заупрямился.

— И что ты выдумал, Артемка? Она же барышня, с ней особливое обхождение требуется, ето самое. А в дороге и без барышнев наплачешься…. Несогласный я…

Неуступчивость старика огорчила и рассердила Артемку.

— Не ждал я, Елисей Антипыч, от тебя такого. Придется мне поискать другую подводу. На тебе свет клином не сошелся.

— Вот горюшко-то мое! Тебе-то какая надобность возиться с этой девкой?

— А какая была надобность с тобой возиться? — с сердцем бросил Артемка.

— Ладно, увезу, — сдался старик. — Но ноги али нос отморозит — пусть учитель меня не винит.

Окончательно договорившись с упрямым стариком, Артемка помог Нине перенести вещи на постоялый. После этого повел ее в город.

Чувствовал он себя не в своей тарелке. Рядом с ней сам себе казался тяжеловесным, неуклюжим и, пожалуй, глуповатым. Она совсем не такая, как деревенские девчата. С теми о чем хочешь говори. Можешь и за бок ущипнуть, не обидятся.

На базаре, увидев баб в ярких, цветастых сарафанах и кичках, Нина остановилась, присмотрелась к ним, удивленно спросила:

— Это кто же такие? Откуда они?

— Наши, семейские тетки.

— Какие, ты сказал?

— Семейские. Ну, русские же, только семейские.