Последнее отступление
Шрифт:
— Терентий Максимович, иди сюда, — позвал Федот Андроныч. — Слушайте, мужики, давайте все сделаем полюбовно. Я же не против. Я с полным удовольствием… Нагребайте воз-другой для отвода глаз, остальное поделим. Тебя, Климша, семья заела, и у тебя, Терентий, жевать нечего. Полюбовно-то все можно…
— Хочешь, я харю тебе расчищу? — Клим легонько ткнул черешком бича в живот Федота Андроныча. — Бочка с навозом… Воняешь, рядом стоять нет возможности. И как тебя мать сыра земля носит…
— Сволота ты, Климка, ох и сволота!.. — Федот Андроныч
Виктор Николаевич, открыв амбары, не ушел домой. Он помогал нагребать зерно в мешки, грузил их на подводы.
— Молодец, антилигент! — похвалил его Клим.
— Стараюсь… В городе натерпелся голода, как тут не помочь, — ответил Виктор Николаевич и начал насвистывать…
Перед вечером к дому Федота Андроныча подвернули легкие дрожки. Федот Андроныч, выглянув в окно, негромко выругался:
— Выбрал время в гости приехать!
— Кто там? — спросил Виктор Николаевич.
— Еши Дылыков и этот… Доржитаров. Иди проводи от собак.
Доржитаров поздоровался с Виктором Николаевичем за руку, тихо сказал:
— Я вам привез привет от Родовича. Привет и сто рублей денег.
— Денег он мог бы послать и больше. А вы идите к своему приятелю, — Виктор Николаевич бесцеремонно подтолкнул Еши Дылыкова, — нам поговорить нужно.
Кряхтя и отдуваясь, Еши поднялся на крыльцо. Виктор Николаевич проводил его взглядом, повернулся к Доржитарову.
— Я вас слушаю…
— Вы могли бы и не отсылать абагая. Вам с ним придется держать постоянную связь. Не знаю, как вы, но я считаю, наши усилия нужно объединить.
— А что у вас, собственно, есть?
— Есть люди, есть оружие… А у вас?
— То же самое, — буркнул Виктор Николаевич. — Пошли в дом. Рассказывать я вам ничего не буду. Соберем надежных мужиков, послушаете, все станет ясно.
Он почти сразу же отправил Федота Андроныча за мужиками. Через час в горнице собрались Савостьян, уставщик Лука Осипович, три мужика с верхней улицы, Захар Кравцов… И сразу же закипел разговор о реквизиции хлеба. Савостьян стыдил Захара:
— Докатился… По чужим амбарам шастаешь. Тьфу! Глаза-то обморозил, аль как?
Захар угрюмо отбивался:
— Не по своей воле я был-то. Гужевая повинность… Это понимать надо…
— Не винти хвостом. Каторжнику в глаза заглядывал, ждал, что и тебе перепадет из награбленного.
— Отвяжись, Савостьян, ну тебя к черту. Прямо как баба: тебе — стрижено, а ты поперек — брито! Совет какая ни есть — власть. Должен я ей подчиняться? Думал я…
— Индюк думал да в суп попал, — вставил Федот.
— Вы что на меня окрысились? — сдерживая гнев, спросил Захар. — Вы Климу это скажите, учителю.
Виктор Николаевич сидел рядом с Доржитаровым. Оба курили и молча слушали.
— Скоро твоему учителю каюк будет. И Климке тоже… Хватит, помотали душу! — неистовствовал Савостьян. — В гроб сойду, не прощу им сегодняшнего! И ты, Захар, не юли возле них. К нам прислоняйся.
— Куда это
— К тем, кто хочет взять за гортань Советы! — зло выкрикнул Савостьян, растопырил и сжал крючковатые пальцы, словно сдавливая кому-то горло.
— Перекрестись, Савостьян! Зачем я полезу в эту кашу, мне жить пока не надоело. Да и не мешают они мне, Советы-то. Мое дело телячье: насосался — и в стайку. Вы можете так и сяк, а я — никак.
Захара взяли в оборот Лука Осипович и Федот Андроныч. Он поворачивал голову то в одну сторону, то в другую. На лбу у него набрякла жила. Он встал, оглядел всех, удивленно спросил:
— Да вы что, мужики, с ума сходите? Что вы затеваете-то?..
Все притихли, будто только сейчас задумались над тем, к чему каждый втайне готовился. Захар стоял, ждал ответа. Никто ему ничего не сказал. Он надел шапку.
— Доносить побежал? — прохрипел Федот Андроныч.
Захар отрицательно покачал головой.
— Никуда я не пойду, не бойтесь. Бог вас рассудит. Но и помогать не стану. Ни вам, ни советчикам. Твердый зарок даю в этом.
Поднялся Виктор Николаевич, подошел к Захару.
— Верим твоему зароку, но чтобы он крепче был, посмотри на эту штуку, — он вынул из кармана револьвер, крутнул барабан. — Сразу же получишь гостинец.
Захар побледнел. Отступил к двери.
— Ты, парень, не махай этой штукой. Я давно напуганный… Спрячь ее и не хорохорься. Так-то… — Он вышел, громко хлопнув дверью.
Виктор Николаевич опустил револьвер в карман, спросил с тихой яростью:
— Какой идиот его привел сюда?
Артем без малого две недели пробыл в Кударинской станице. Вместе с другими красногвардейцами охранял обозы хлеба, отобранного у богатых казаков. Зерно переправляли в Троицкосавск. Отсюда большой обоз под усиленной охраной красных казачьих дружин и красногвардейцев благополучно дошел до Верхнеудинска.
Встречать обоз пришли рабочие железнодорожных мастерских и типографий. Цыремпил Ранжуров встал на возу, произнес короткую речь. Люди несколько раз прерывали его одобрительным гулом. Рядом с Артемом стоял низенький мужчина в латаной, грязной блузе. Темными от мазута руками он гладил тугие мешки с зерном. Шея у него была худая, с глубоким желобом на затылке.
Артем смотрел на этот затылок, на руки в мазуте, на мешки с зерном… Вспомнилась ночь в Кударинской станице. Он стоял на посту у нагруженных подвод. В станице пропели вторые петухи. И вдруг в конце улицы зацокали копыта, хлестнули выстрелы. Со звоном лопались стекла. Пронзительный, хватающий за душу свист резал воздух. Цокот копыт, зловещий свист стремительно приближались. На дорогу выскочил Ранжуров, за ним высыпали красногвардейцы, залегли. Засверкали частые вспышки ответных выстрелов…
Артем тоже стрелял, положив винтовку на воз с зерном. Бандиты повернули коней и ускакали, оставив на дороге два трупа. В этой перестрелке был убит Артамон Чуркин.