Последнее "Па"
Шрифт:
Мир тоже разрастался и все меньше походил на простую поляну с лесным озером. Место, где была поляна, поднялось, и теперь деревья располагались на склоне холма. Озеро превратилось в исток родника, из которого начинался ручей, который звонко и мелодично утекал вниз.
Теперь с вершины этого холма было видно долину, почти до горизонта застеленную лесной чащей. На горизонте виднелись горы со снежными шапкам.
Сегодня над ними плыли длинные вытянутые облака, к которым подступало садящееся светило.
— Это
— Все меняется, — кивнула хозяйка подземного мира.
Она продолжала вязать. Сегодня ее полотно было необычного светло-серого цвета. Оно спускалось с ее колен, достигало свежей зеленой травы и спускалось к краю холма, где превращалось в туман.
— Я тогда был маленьким, — произнес воин, не сводя взгляда с облаков над вершиной гор. — Мне очень нравился яркий оранжевый цвет на горизонте во время заката. Это было так красиво, словно угли костра в ночи. Насыщенный цвет, дающий остатки тепла…
Прародительница замерла и перестала вязать. Она подняла взгляд на небо.
— Отец всегда говорил, что после такого заката следующий день будет холодным, — продолжил тем временем пылающий рыцарь. — На самом деле так было не всегда, но… Мне очень нравился этот свет… Однажды я увидел его на берегу реки, когда помогал отцу рыбачить. Там река впадала в Ламонью — огромное озеро, у которого не было видно другого берега. И тогда… тогда казалось, словно оно опускается в воду и тонет.
Прародительница слегка улыбнулась.
— Словно металл, раскаленный до бела, опускали в воду для закалки. Светило краснело, опускалось в воду и с каждой минутой казалось вот-вот, и все разом померкнет.
— А что твой отец? — Прародительница протянула руку к пылающему рыцарю и провела рукой по его волосам.
— Дал мне подзатыльника за то, что я зазевался, — расплылся в улыбке мужчина. — Я тогда упустил налима из сетей…
Женщина тихо хохотнула.
— Когда мы закончили с сетью, солнце уже опустилось, и очень быстро стемнело, — закончил Габо и опустил взгляд на свои руки, покрытые грубыми мозолями от оружия и постоянных тренировок. — Я до сих пор люблю такие закаты.
Прародительница отложила спицы с полотном, встала с кресла и уселась рядом с ним.
— Звучит очень красиво, — произнесла она и, глядя на мужчину, добавила: — Но я не могу сделать так, как ты говоришь. Ведь эти воспоминания только в твоей памяти.
— Жаль, — хмыкнул мужчина.
— Но ты можешь сделать этот закат сам, — улыбнулась хозяйка поляны. — Ты ведь не забыл? В твоем сердце живет истинное пламя.
Габо кивнул.
— Оно хорошо жжет и ломает любые защиты, — произнес он. — Не уверен, что это пламя способно создавать.
— Любая стихия может создавать. Дело не в пламени
— Так, но…
— Ты ведь можешь зарубить топором человека, а можешь построить дом.
Пылающий рыцарь кивнул.
— Так почему бы не попробовать создать огнем тот рассвет, что видел с отцом еще мальчишкой, когда доставал с ним сети? Ведь истинное пламя не в клинке, и не заключено в стрелу. Оно в твоем сердце.
— Я… я не знаю, с чего начать, — растерянно произнес пылающий рыцарь.
— Все очень просто, — по-доброму прошептала Прародительница и прильнула к плечу воина. Она подняла его руку и добавила: — Вспомни, какой он был, какие цвета и ощущения там были, и отпусти пламя…
Габо нахмурился и попытался сосредоточиться.
— Не напрягайся. Расслабься и вспомни. Что чувствовали твои руки, как пахло… Ну же… Нет, не собирай силу, не надо. Просто отпусти…
Габо сглотнул и постарался отпустить огонь.
Напряженная рука, собранная в кулак, распрямилась. Он вытянул пальцы и вспомнил, как промочил левую ногу, когда запрыгивал в выдолбленную в стволе лодку. Вспомнил, как пахло прохладой и рыбой в той лодке, и как был горд от того, что уже достаточно большой, чтобы его брали с собой на дальние озера.
Так незаметно пришло ощущение, что горизонт, небо и горы ощутимы тактильно. Габо почувствовал, как водит пальцем по вершинам, и они холодные, он почувствовал неровный рельеф гор и самое главное — теплоту светила.
— Выпусти немного силы… совсем чуть-чуть, — прошептала на ухо хозяйка подгорного мира. — Она придаст красок…
Габо сделал, как сказано, и медленно пальцами принялся наносить силу, окрашивая светило, которое начало опускаться за длинные перистые облака.
Горизонт постепенно окрашивался теплыми красными тонами, расходились лучи, а повзрослевший мальчишка сидел, приоткрыв рот, и не мог оторвать взгляда от увиденного.
В памяти не было трудных времен и голода, что не раз приходилось пережить. Не было мыслей о повзрослевших детях. Не было воспоминаний о похороненной супруге.
Габо был всего лишь мальчишкой, которой вот-вот отхватит подзатыльник за того самого налима от отца. Левая нога мокрая, и в лицо дует прохладой от огромного озера.
В горле встал ком, во рту пересохло, и мальчишка сглотнул.
В этот же миг видение развеялось.
Он сидел на короткой молодой траве у кресла, вытянув руку, гладил горы и светило, что отдавало остатки тепла. Горизонт и само солнце были красного оттенка.
Чуть в стороне журчал ручей, бравший свое начало от небольшого озера на вершине холма.