Последнее письмо из Москвы
Шрифт:
— Чумита [44] , ты погляди, кто тут у нас!
— Кто же? — поинтересовался главный таким тоном, будто он плохой актер в плохо поставленном спектакле о жизни улицы.
— Как кто? Я тебе скажу, кто: твой русский дружочек.
— Мой русский дружочек? Сколько лет, сколько зим! Не представляешь, как я по нему соскучился!
— Мы все соскучились. Но, слава богу, он снова с нами.
— Что ж я его не вижу?
— Слепой совсем стал? Разуй глаза, он прямо перед тобой.
44
Чумита — говорящая кличка, в переводе с испанского chumita —
— Передо мной? Прячется за тюком с тряпками, чтоб мы его не признали?
Тут сквозь его сарказм стали пробиваться нотки дружелюбия:
— Как жизнь, русачок? Что нового, где пропадал?
Мне показалось, что хоть как-то реагировать на его подколки опасно. Я надеялся, что они еще немного посмеются, потом устанут, потеряют интерес, и я пойду дальше. У того, которого звали Чумитой, явно были другие планы на мой счет.
— Что такое, русачок, не хочешь с приятелем поздороваться?
Я молчал и медленно двигался дальше.
— Эй, русачок, а ну постой. Невежливо молчать, когда к тебе обращаются. Я и обидеться могу. Подойди-ка, куплю у тебя майку, и подружимся.
Меня мучил вопрос: к чему весь этот балаган? Я не успевал следить за ходом событий, и моя смекалка подводила меня. Если подарю им рубашку — оставят в покое? Может, я бы даже две рубашки им отдал, или больше, но думать об этом у меня не выходило. Ответить ему? Молчать дальше? Перейти ли улицу, чтоб поняли, что я не боюсь их, или стоять, где стою? Этот Чумита — он серьезно, или это он что-то затевает? Что ему ответить? Как повести себя? Что вообще делать?
Но идти никуда не пришлось. Чумита взял инициативу на себя, в три шага пересек улицу и подошел ко мне.
— Что такое? Не хочешь продать мне майку? Думаешь, мне нечем заплатить?
Чумита глядел на меня кровожадно, будто хищник. От него и впрямь исходил какой-то животный запах — он так и ударил мне в ноздри, смешанный с запахами табака и алкоголя. И если ты когда-нибудь сталкивался с подобным чудовищем, то поймешь, что я имею в виду.
Чумита отходил от ожидаемого сценария, и мне уже почти показалось, что в нем проснулось сочувствие.
— Не бойся, русачок, я тебе ничего не сделаю. Мне просто майка нужна, поновее этой.
Майка ему и правда была нужна — та, что на нем, была грязная и сильно ношенная, да и его угрожающего вида мускулатура в ней едва умещалась. Рубашки он поверх майки не носил.
Тут я немного успокоился: парню нужна майка, так что я могу продать ее ему, а могу и подарить. Разницы никакой не было бы, но отдавать даром было бы все же гораздо хуже, так отношения не начинают. А вот если продать, то Чумита остался бы мне навечно должен, и тогда можно было бы отказывать ему дальше во всем. И я решил продавать.
— Я продам ее тебе, — дрожащим голосом, почти шепотом произнес я.
— Ребята, слушайте все, этот русский не только певчий, а еще и говорящий!
Было ясно, что ему надо подурачиться и одновременно поразвлекать своих корешей, что наблюдали за этой сценой с противоположной стороны улицы.
— Покажи мне майку, да такую, чтоб подошла. Чтоб ты знал, я что попало не ношу, только качественное, — и сам заржал над собственным остроумием.
Мне предстояло решить проблему с логистикой. Обычно я складывал груз на тротуар и показывал потенциальному покупателю товар, но в этом случае лишний раз рисковать не стоило. Я попытался исполнить трюк — достать майку из тюка, не снимая его с плеч, но это было не так-то просто. Чумита, злорадно усмехаясь, следил за моими мучениями, он ждал, что я уроню что-то, оступлюсь, растеряю вещи. Но мне везло: я смог выудить майку без приключений и протянул ее Чумите. Тот стал изучать ее с напускным интересом. Повертев в руках, он поднес ее к носу, принюхался, как псы нюхают задницы друг другу при встрече, и, изображая
— Эта дрянь воняет, будто старый сифилитик. Вот же пакость!
Обращаясь к товарищам по ту сторону улицы, он крикнул:
— А ну, пацаны, бегом сюда. Скажите, чем пахнет.
Вся эта банда тут же обступила меня. Чумита протянул одному из корешей майку, и тот незамедлительно ответил:
— Она воняет дерьмом. Вот срам, а!
Они передавали майку из рук в руки, всякий раз подбирая характеристику позабористей:
— Пахнет падалью, дерьмом, русскими псами.
Вернуть майку я уже не рассчитывал, она не так дорого стоила, уж как-нибудь расплатился бы. И если б на этом потери ограничились, я пошел бы дальше с облегчением.
Но их намерения отличались от моих. Чумита отошел в сторонку, и его место занял другой шутник — позже я узнал, что звали его Качо [45] . Выслушав его требования, я стал догадываться, к чему все идет.
— Эй, русо [46] , мне рубашка нужна. Покажи, что у тебя есть, только чтоб дерьмом не пахло, — приказал он властным тоном, как у их главного.
Я решил отказаться:
— Не продать тебе рюбашку.
— Покажи хоть одну. Хочу понюхать.
45
Качо — также говорящая кличка, в переводе с испанского cacho — «ломоть»
46
Русо — исп. «русский».
— Не давать.
— «Не давать»? Тогда я у тебя ее отобрать, — передразнил он меня, и слова у него с делом не расходились. Я попытался удержать его руку, но он оказался проворней.
— Отдать рюбашку, — взмолился я.
— Сначала понюхаю.
Он поднес ее к носу, принюхался и вскричал:
— Чумита, дело говоришь. Все воняет дерьмом. Во дрянь! — Он сделал пару шагов в сторону, будто сторонясь меня, и завел по новой:
— Вонючий русский, хочешь всех тут позаражать своей дрянью, хочешь, чтоб все сдохли от сифилиса?!
Я побледнел. Контроль над ситуацией совсем не давался мне. Если пойти за ним, то есть риск потерять вообще всю поклажу. Я закричал:
— Верни мне рюбашку! Верни, пожалуйста!
— Это дерьмо только помойки достойно, — ответил Качо. — Туда ему и дорога.
Я не сдержался и бросился к нему отнимать рубашку, стараясь при этом сохранить равновесие, тюк все еще был у меня на плечах. Тут сзади подошел третий и выдернул из тюка еще одну вещь. Я обернулся, но тут остальные набросились на меня, будто дикие псы. Каждый старался урвать по вещи, и это легко им давалось, я ведь был совершенно беззащитен. Через пару минут я чувствовал себя, словно луковица, которую обдирают слой за слоем, пока от нее ничего не останется, с каждой отобранной вещью они будто кусок кожи отдирали. Эти подонки явно решили ободрать меня как липку, лишить меня жизни, лишить будущего, иллюзий, работы, всего, что мне принадлежало, — полностью уничтожить меня. Все мое достояние, все мои долги были в этом тюке, который они распотрошили, будто подушку. Я попал в какой-то из кругов ада, окруженный бесами, которым было неведомо милосердие. За кем бежать и за что хвататься, когда все тщетно, когда их стратегия явно была лучше продумана и неумолимо вела к моей гибели? Только я пытался вернуть отобранное одним, как другой тут же отбирал у меня что-то еще. Чтоб сохранить оставшееся, я решил сменить тактику — попятился к стене, уперся в нее тюком, чтоб ко мне не могли приблизиться со спины. Бандиты выстроились передо мной полукругом, с издевкой тряся у меня перед носом крадеными вещами, осыпая меня проклятиями и оскорблениями.