Последнее предложение
Шрифт:
— Рита говорит, что нет. Но ведь я ее еще не читал.
— Вот черт! — упавшим голосом сказал Нечаев. — Ладно… звякнешь потом. Призраки призраками, а у меня еще дел по горло… Только…по поводу оставшихся… У тебя есть какие-то соображения?
— Да. Только сам я эти соображения осуществить никак не могу… ты же понимаешь — сам видел, что происходит, если я кого-то из них встречаю. Но… это может быть опасно и для тебя.
— Не беспокойся — тебе не придется меня уламывать, как я в свое время делал это в отношении тебя, — слегка надменно произнес Валерий. — К тому же, тебе больше просить некого. Если кого-то левого на это направить, так, глядишь, и он угодит в эту развеселую историю. Нет, нельзя. Так что?
— Нужно попытаться
— А ты?
— Уеду в противоположную сторону. Не сможет же он разорваться. Все мои встречи с ними связаны цепью определенных событий… но это пока мы в одном городе. А если мы будем за сотни километров друг от друга, встретиться нам будет весьма сложно.
— Он хитрый, — зло сказал Нечаев. — Что если он опять позвонит тебе и мной прикинется? Что, если на самом деле время для него не имеет значения? Убийство Шайдак может произойти не сегодня вечером, а через год? Что тогда? Всю жизнь будем бегать?
— Может быть, — Роман осторожно ощупал кровоподтек на груди и недовольно скривился. — Предложи что-нибудь другое.
Валерий помолчал, после чего почти весело спросил:
— А что, если я тебя убью, а? Нет главного героя — нет книги.
— Ну, так можешь сам оказаться главным героем. Помнишь, что он говорил? К тому же, не рассчитывай, что если соберешься такое осуществить, я буду смирненько сидеть на стульчике. Я, видишь ли, умирать не намерен. После всего, что произошло, я особенно не намерен умирать.
— Ты обалдел?! — возопил Валерий. — Я же шучу!.. За кого ты меня принимаешь?!
— Я тоже шучу. Перестань орать — у меня от тебя мигрень. Кстати, есть еще соображение. По книге всех убивают по одному, в порядке очереди. Жертвы не знают друг друга. Они никогда не встречались. А что, если они встретятся? Что, если это здорово испортит все его планы — весь его собственный сюжет?
— Это слишком опасно, — отрезал Нечаев. — Он может просто взять и убить всех одним махом. Он может плюнуть на книгу…
— А что, если нет? Ведь он сам — книга. Не только то, что когда-то было человеком. Он закончен… Он написан. Кто их убьет? Нет убийцы. Нет главного героя. Он не будет видеть их смерть, а это неправильно. Если они окажутся одни — никого посторонних вокруг и тебя в том числе?
— Ну… я не знаю… — растерянно пробормотал Валерий. — Мне надо подумать… А Рита? Она ведь тоже должна быть… с остальными… персонажами?
— Она не только персонаж, но и автор. Не думаю, что ее можно к ним подпускать.
— Ты это говоришь из логических соображений или по каким-то другим причинам? — слегка ехидно осведомился Валерий. — К тому же, не забывай, что ты и для нее опасен.
— Я знаю, — негромко ответил он.
— Все, что ты описал, чертовски напоминает уничтожение мины за городом из соображений безопасности населения, — рядом с трубкой что-то стукнуло. — Паскудство это, Рома, знаешь ли.
— Сам знаю! — зло сказал Роман. — Да, паскудство! Я не могу требовать от тебя такого. Не могу даже просить. Ты просил соображения — я их высказал. Кто знает — может, самым правильным будет вообще ничего не делать? Но если они встретятся…
— Так нельзя! — громко воскликнула рядом с ним незаметно вошедшая Рита. — Вы не представляете себе последствий! Может стать намного хуже!
— Может! — он яростно взглянул на нее, стоявшую возле кровати со стаканом и прозрачным кувшином, в котором среди воды кувыркались шарики льда. — А может и лучше! Что делать? Ждать? Авось он передумает?! Ну, предложи что-нибудь, Рита! Это
— Ну, вот теперь и у тебя истерика, — чуть смущенно произнес в трубке позабытый Валерий. — В общем, я понял, давай.
— Ладно. И учти, Валера, если вдруг я тебе позвоню и попрошу о встрече или приехать на остров… можешь послать меня туда, куда ты обычно всех посылаешь, потому что это буду не я.
— Хорошо, — к его удивлению, в голосе Нечаева проскользнули легкие нотки огорчения. — Ну, пока.
Роман бросил телефон на кровать и откинулся на подушку, заложив руки за голову и игнорируя Гая, который, сидя на кровати, угрожающе рычал, вздернув верхнюю губу. Он чувствовал себя до отвращения беспомощным. Взваливать всю ответственность на чужие плечи, а самому либо ударяться в бега возможно на всю жизнь, либо покорно ждать своей участи?..
— Твоя вода, — Рита с грохотом поставила графин и стакан на тумбочку, не взглянув на Романа, после чего сгребла с тумбочки сигареты, открыла балконную дверь и вышла на улицу. Гай тяжело спрыгнул с кровати и процокал когтями следом за хозяйкой. Савицкий выругался, налил себе ледяной воды и одним махом осушил стакан, потом через оконное стекло сердито посмотрел на девушку. Рита стояла, облокотившись на перила, и поднявшийся ветер развевал ее волосы, играл полами длинного халата, то и дело подбрасывая их вверх, словно диковинные расписанные цветами крылья, отчего казалось, что она вот-вот сорвется с балкона и улетит куда-то безвозвратно. Охваченный непонятным страхом, Роман соскочил с кровати и вышел на балкон, где был встречен зловещим рычанием бульдога, улегшегося у ног хозяйки. Не обращая на него внимания, Роман облокотился на перила, глядя вниз, на сад, по которому ветер катил зеленые волны, и в облаке брызг над искусственным водопадом переливалась маленькая радуга. Вдалеке было видно белое пятно черемухового парка, левее ослепительно сияли купола Успенского собора, а по озеру деловито сновали катера, лодки и лодчонки. Позднее утро, обычное рабочее утро для большинства аркудинцев. Любопытно, будет ли у него еще когда-нибудь обычное рабочее утро?.. Э, нет, господа, это уже совсем скверно — с такими мыслями впору пойти и застрелиться!
Он стоял и смотрел на город — с балкона открывался отличный вид на Аркудинск — пожалуй, единственное достоинство этого дома. Смотрел на причалы и купола церквей, на густые липы, высоченные мрачноватые ели и стройные березы, из-за которых выглядывали безликие девятиэтажки и старые классические здания, а бревенчатых пряничных домиков было не видно вовсе. Солнце сияло в бесчисленных окнах, и за каждым из этих окон шла чья-то жизнь — настоящая, никем не придуманная и не написанная. Жизнь — не книга, Денис или кто ты там, никак не книга. Жизнь все равно сделает по-своему, и рано или поздно ты не сможешь всего предусмотреть — она слишком взбалмошна, слишком неожиданна. Сюжет книги можно продумать, но продумать настоящую жизнь практически невозможно. А город — это просто город. Не молодой и не старый, не большой и не маленький. Обычный город, каких тысячи, и самые обычные живут в нем люди. Обычные для своего времени — времени, когда бояться и осторожничать только на пользу… хоть это и отнюдь не всегда правильно. Аркудинск доверху наполнен тайнами — большими и маленькими, но разве зачарован он некоей злой силой? Есть только одно — если живешь в нем с самого рождения, то связан с ним накрепко, и ты такая же часть его, как и он — часть тебя. Но какой его частью стал Лозинский, злобное безумное существо, которое любило пугать и везде видело лишь равнодушие?