Последнее сражение. Немецкая авиация в последние месяцы войны. 1944-1945
Шрифт:
Я опять погрузился в свои мрачные мысли. «Группа все еще имеет шесть офицеров и дюжину унтер-офицеров и ни одного самолета. Старик никогда не перестает говорить: „В моем подразделении первыми летят на задание офицеры. Именно они имеют самое большое денежное содержание и обязаны показывать пример“. Наш командир на самом деле вырос из нижних чинов. Прежде он был фельдфебелем, механиком, в совершенстве знавшим свою работу. Его рассуждения были правильными. Завтра нам нужны самолеты, но тем не менее не будет ни одного».
Я подумал, что лучше отправиться спать, но все же решил задержаться.
Герберт начал подавать признаки жизни. Кто знает, возможно, телефон снова зазвонит сегодня вечером.
Полночь, но ничего не происходило. Телефон молчал…
Поскольку
– Так, завтра у вас свободный день. Враг может прилетать, если хочет, но мы не взлетим. У нас каникулы.
– Лучшее, что мы можем сделать, – заявил громко Зиги, – это потратить день на настоящую пьянку, пока не свалимся под стол.
Никакой реакции не последовало. Мы продолжали курить трубки и сигареты, пока дым не начал разъедать глаза, а веки не покраснели.
Внезапно Вальтер взорвался:
– Кто-нибудь в конце концов откроет окно, иначе наши глаза начнут слезиться от этого дыма.
– Я понимаю, Вальтер. Я понимаю… Хайо [98] был вашим лучшим другом, вы учились вместе. Если он действительно пропал, то я вполне понимаю, почему вы хотите открыть окно. [99]
98
Хайо – сокращение от немецкого имени Ханс-Йоахим.
99
Имеется в виду, что таким образом Вальтер хотел скрыть свои слезы по поводу невернувшегося из боевого вылета друга.
Вальтер не стал дожидаться, когда откроют окно. Он погасил свою сигарету в пепельнице и выскочил из столовой.
Последовав его примеру, я вышел на террасу небольшого замка, в котором мы были расквартированы. Воздух был прохладным, а парк темным и пустынным. Ни огонька, ни одной звезды на небе. Силуэт дома выделялся на фоне стены деревьев. Единственный лучик света просачивался через светомаскировочные шторы, опущенные на открытом окне гостиной.
«Время ложиться спать. Возможно, я смогу заснуть. В конце концов, я все еще жив. Это был третий раз, когда смерть обошла меня. Я должен суметь воспользоваться этим».
Я вошел в свою комнату и упал на кровать. Усталость окутывала меня подобно туману. В очередной раз в моем мозгу начали прокручиваться те же самые картины: летящий «Лайтнинг», обжигающие очереди, а затем уничтоженная фуражка Вальтера, которая превратилась в клочок материи.
Я крутился и ворочался на кровати, пытаясь избавиться от этого кошмара, но он вцепился в меня, словно пиявка. Ночная тишина, тиканье стоявшего на столе будильника, разрезавшего время на минуты и секунды, сводили меня с ума. Я хотел встать, но был слишком измотан. Какой толк слушать и считать секунды, отбиваемые часами. Число всегда одно и то же. Шестьдесят – только шестьдесят.
На следующий день на аэродром вернулись Герберт и Фриц. У одного рука висела на перевязи, а у второго перебинтована голова. Никаких новостей об остальных пилотах не поступало. Пять их фамилий еще раз записали, на этот раз в список потерь. Рядом с каждым именем дежурный офицер написал номер машины, на которой тот летал.
Дни проходили, вылеты продолжались. Время от времени в столовой оставался свободным новый стул. Чтобы занять места погибших летчиков, прибывали другие – молодые мальчишки, только что закончившие летные школы. Сначала они с открытыми ртами слушали наши наставления, затем вылетали с нами, и, только выполнив свои первые боевые вылеты, они становились равноправными членами нашего сообщества.
Война продолжалась. Старики, которых становилось все меньше, держались вместе; новички заводили друзей среди себе подобных. Каждый раз после схватки вокруг столов в столовой оставались пустые стулья, и, когда Зиги и я отправлялись спать, я обычно говорил:
– Полеты –
И Зиги отвечал:
– Я и без тебя знаю. Это ты только сейчас понял, как пилотировать машину, которая в любой момент может быть превращена в пыль. Спокойной ночи.
Глава 8 ИГРА В ПРЯТКИ
Однажды утром в Лавариано пришел приказ: «Ваша группа перебрасывается в район Рима». Вечный город окружала цепь аэродромов. С юга – Чампино с двойной взлетно-посадочной полосой; с юго-востока – Ченточелле; с севера – Литторио, [100] аэродром с огромным летным полем, и несколько других, неупомянутых ввиду их малой значимости. Наша группа должны была разделиться между Чампино и Ченточелле.
Приблизительно около полудня, пролетев на высоте 1800 метров над куполом собора Святого Петра, мы приземлились в Чампино и задались вполне резонными вопросами: «А что же „Крепости“? Почему они все еще не нанесли нам визит?»
100
Аэродром Чампино находится в 12 км к юго-востоку от центра Рима, Ченточелле – в 5 км к востоку, а Литторио – в 8 км к северу.
Мы получили от командира группы нагоняй, он ужасно орал на нас:
– Вы что, круглые идиоты? Вы думаете, что большие «ящики» прибудут средь бела дня? Но я держу пари на пару пуговиц от штанов Рокфеллера, что через полчаса «Крепости» будут здесь. Вы трепались между собой по радио на частоте истребителей. Вас можно было услышать за 240 километров. Вы, случайно, не думаете, что враги ненормальные? Вы можете быть совершенно уверены в том, что они внимательно слушали вас и точно знают, где вы. А теперь вы, ослы, смотрите на свои часы и ждите появления «Крепостей» из Фоджи. Через тридцать минут вы услышите в небе их оглушающий рев, и вместо того, чтобы стоять на летном поле, подобно кучке болванов, вам надо сматываться. Используйте последние остатки топлива, чтобы укрыть свои самолеты, и делайте это моментально, иначе с вами покончат. Давайте приступайте! Одна эскадрилья вылетает в Малагротту. [101] Я пошлю с вами одного из своих парней, иначе вы можете не найти этот аэродром на берегу Тибра. Поберегитесь. Единственная взлетно-посадочная полоса шириной 37 метров и длиной 460 метров. С этим ничего не поделаешь. На этом аэродроме должны уместиться две эскадрильи. Будет сильная толчея. Что же касается 6-й эскадрильи, мы не можем спрятать ее в Ченточелле. Но куда же ее отправить? Ах да, она должна отправиться в Литторио. И прежде всего, не пользуйтесь рациями, иначе вас сразу же засекут, и тогда мы будем собирать вас по кускам.
101
Малагротта – запасной аэродром, находившийся около одноименного местечка в 13 км западнее Рима.
Дежурный офицер схватил свой пистолет «Вери», выстрелил несколько красных сигнальных ракет и закричал:
– Все по местам!
– Что происходит? – спросил Зиги.
– Это новый трюк, – ответил я. – Ты уже слышал о ковре-самолете, если, конечно, помнишь «Тысячу и одну ночь», но этот сделан в США. [102] Ты должен действовать быстро.
Я поднялся на крыло своего «Мессершмитта» и забрался в кабину.
Нам еще раз необходимо подняться в воздух, но не для того, чтобы встретить бомбардировщики, а чтобы спасти свои машины, укрыв их.
102
Хенн использует определенную игру слов, когда, упоминая о сказочном ковре-самолете, намекает на тактику ковровых бомбардировок, применявшуюся американскими бомбардировщиками.