Последнее убийство в конце времен
Шрифт:
Тее почти сто десять лет, и это удивляет Клару, ведь на вид она лишь немного старше Эмори.
– Козья тропа приведет нас на вершину вулкана, – говорит Тея, пальцем показывая маршрут. – Мы идем к кальдере. Ночью скончался Матис. – Она бросает на Клару взгляд, в котором нет ни сочувствия, ни жалости. – Тебе хватило времени оплакать его?
– Хватило, – говорит Клара, зная, что другого приемлемого ответа на этот вопрос не существует.
Хуэй сжимает ее руку в знак поддержки, но в этом нет надобности. Когда утонул Джек, Кларе было двенадцать, и она плакала
– По нашему обычаю, место умершего займет ребенок, – продолжает Тея. – Наша задача – забрать его в кальдере и доставить его в деревню сегодня днем.
По телам Клары и Хуэй пробегает радостная дрожь. Появление нового ребенка – одно из самых волнующих событий в жизни деревни, но Тея всегда привозит детей одна. Никто в деревне не знает, откуда они берутся, а сами они ничего не помнят.
– На выполнение этого задания уйдет примерно шесть часов, а по дороге я буду проверять вас на предмет химических взаимодействий. – Тея потирает руки в редком для нее порыве энтузиазма. – Кто из вас начнет?
Тея идет вперед, за ней – Хуэй, а Клара едва плетется за ними, глядя в удаляющуюся спину Теи и думая о предупреждении, которое она нашла на стенке вагона.
– Она похоронила нас, она похоронит и тебя, – бормочет Клара, чувствуя, как по спине пробегает холодок страха.
Кто мог написать такие ужасные слова?
Сет идет по тенистой аллее между восточным крылом общежития и высокой стеной деревни. Каждая трещина в каменной кладке проросла здесь пучками розовой и белой бугенвиллеи, так что Сету приходится раздвигать перед собой цветочные гроздья, пугая бабочек, сидящих на лепестках.
– Ты нагрубил Эмори, – говорю я.
– Знаю, – признается он, успокоившись. – Но она выводит меня из себя. Так было всегда, еще девочкой она вечно задавала вопросы, на которые никто не мог ответить. Знает ведь, что ни к чему хорошему это не приведет, и все равно продолжает ковырять там, где ее не просят.
– Почему тебя это раздражает?
– Потому… – Он замолкает, впервые глубоко задумавшись об этом. «Потому что… это всегда хорошие вопросы», – мысленно признается себе он. Эмори вкладывает их тебе в голову, точно камешки, и они лишают тебя покоя. Вот почему у его дочери так мало друзей, думает он. Вот почему людям становится не по себе рядом с ней.
Вот почему ему самому становится не по себе. Он многого не хочет замечать.
Сет выходит во двор позади общежития, пустой в это время дня. Там находятся заброшенные склады и офисы, в которых все, кому нужно, устраивают себе мастерские. Здесь жители деревни варят мыло и бумагу, а еще перетирают огромные мешки куркумы и нарциссов, чтобы получить красители. Они ткут, шьют одежду и обувь, делают инструменты из старого железа и дерева, которые находят в лесах вокруг деревни.
Через несколько часов, когда все вернутся, в мастерских станет душно и жарко, а двор наполнится вонью химикатов, запахами травяных отваров,
Сет проходит сквозь решетчатую тень ажурной радарной башни и оказывается перед домиком из красного кирпича со сводчатой крышей и механическими часами, которые идут благодаря заботам Гефеста.
Сет заглядывает в открытую дверь, его глаза не сразу привыкают к полумраку. Шестеро ребятишек, сидя за партами, наблюдают за тем, как Ниема тычет пальцем в пластиковую карту мира.
Карта уже висела здесь, как болезненное напоминание об утраченном, когда Ниема открыла свою школу. Она выскребла с карты все, кроме их острова, и обвела его идеальным кругом, обозначив безопасную зону между ним и концом света.
– Мы никогда не узнаем, кто создал такое страшное оружие и почему пустил его в ход, но одно известно наверняка – туман застал человечество врасплох, – слышен ее знакомый хрипловатый голос. – У них не было планов на случай катастрофы такого масштаба. Укрытия, в которых можно было надеяться пережить ее, плюс достаточные запасы провизии были только у невероятно богатых людей, у других ничего такого не было. Детей не учили в школе основам выживания.
Ниема бросает нетерпеливый взгляд на часы, и это удивляет Сета. Она же любит вести уроки. Наверное, действительно случилось что-то важное, раз она так рассеянна.
Она снова обращается к детям, ее взгляд скользит по их восторженным лицам.
– Теперь кажется странным, что мы были настолько не готовы, – продолжает она наконец. – Человечество почти столетие стояло на краю пропасти, прежде чем наступил конец. Мы перерыли всю землю, почти исчерпав ее ресурсы, а изменение климата уничтожило пахотные земли и сузило жизненное пространство, что привело к массовым миграциям населения. В конечном счете мы сами уничтожили свое общество раньше, чем это сделала природа, но все так и так шло к одному.
Сет делает глубокий вдох, охваченный сильнейшей ностальгией. Он помнит этот урок с детства. Помнит горячность Ниемы, ее оскорбленный гнев, как огонь пронизывающий каждое ее слово.
Кто-то из детей поднимает руку.
– Да, Уильям, – говорит Ниема, указывая на него.
– Сколько людей жило на земле до тумана?
– Не счесть, – отвечает она. – Мы поддерживаем численность населения на нашем острове на уровне ста двадцати двух человек, потому что на большее нам не хватит ни земли, ни воды, но ресурсы человечества намного превосходили наши. Миллионы людей рождались каждый день в городах, каждый из которых был больше этого острова.
Дети удивленно воркуют, их воображение разыгралось.
Поднимается еще одна рука. Ниема кивает маленькой девочке.
– А почему они ссорились?
– Причина всегда находилась, – отвечает старейшина. – Разные общества, разные боги или цвет кожи, а иногда борьба шла так долго, что мы забывали, как ее остановить. Кто-то имел то, что было нужно нам, или мы думали, что кто-то хочет причинить нам вред. Были и циничные причины – например, наши лидеры могли думать, что война поможет им продлить свою власть.