Последние часы. Книга III. Терновая цепь
Шрифт:
Она вытащила документы из камина, стряхнула с них золу и начала читать. Пробежав глазами несколько строчек, она почувствовала, как пересохло в горле и внезапно стало нечем дышать.
Наверху первой страницы были написаны две фамилии: «Эрондейл/Лайтвуд».
Она знала, что совершает нехороший поступок, даже преступление, но имя «Лайтвуд» жгло ей глаза… Если семье Анны грозят какие-то неприятности, она должна узнать, в чем дело.
Страницы были рассортированы по годам: 1896, 1892, 1900. Ариадна просмотрела бумаги, и ей показалось, что ее затылка коснулась ледяная рука.
Отец записывал не суммы потраченных или заработанных денег; он описывал события. События, к которым имели отношение Эрондейлы и Лайтвуды.
Нет, не
12/3/01: Г. Л. отсутствовал на заседании Совета без объяснения.
6/9/98: Обор. в Ватерлоо говорят, что У. Э./Т. Э. отказались от встречи, из-за чего пришлось закрыть Базар.
8/1/95: Глава Института Осло отказывается встречаться с Т. Э., ссылаясь на ее происхождение.
Ариадне стало нехорошо. Большая часть этих «проступков» была мелочью, ничтожной ерундой или слухами; сообщение о том, что глава Института Осло не захотел встречаться с Тессой Эрондейл, одной из добрейших женщин, известных Ариадне, было отвратительным. Этому человеку следовало сделать выговор; но вместо этого ее отец внес этот эпизод в список «грехов» Эрондейлов.
Что это такое? Что задумал ее отец?
В нижней части стопки было что-то еще. Лист кремовой почтовой бумаги. Не заметки – письмо. Ариадна развернула письмо и не поверила своим глазам.
– Ариадна?
Девушка быстро сунула письмо за корсаж, прежде чем обернуться к матери. Флора стояла на пороге, нахмурив брови, и сурово смотрела на дочь. Когда она заговорила, в ее тоне не было и следа прежней теплоты, с которой она обращалась к Ариадне внизу, в холле.
– Ариадна, что ты здесь делаешь?
2. Серое море
Когда Люси окончательно пришла в себя, за окном по-прежнему шумел прибой, а свет зимнего солнца был таким ярким, что она сразу зажмурилась. Она села в постели так резко, что закружилась голова. Но Люси твердо решила, что больше не уснет, не потеряет сознание, не вернется в то темное, пустое место, где не было ничего материального, только голоса умерших.
Девушка отбросила полосатое шерстяное покрывало, под которым спала, и спустила ноги с кровати. Первая попытка встать оказалась неудачной; у нее подогнулись колени, и она повалилась назад. Во второй раз, прежде чем подняться на ноги, Люси вцепилась в спинку кровати. Это помогло, но все равно она с минуту раскачивалась взад-вперед, как старый морской волк, непривычный к суше.
Если не считать простой железной кровати, выкрашенной желтоватой краской под цвет стен, в ее маленькой спальне почти ничего не было. В камине потрескивали догорающие угли странного пурпурного цвета, у окна стоял туалетный столик из некрашеного дерева, на котором были вырезаны русалки и морские змеи. Она успокоилась, заметив в ногах кровати свой чемодан.
В конце концов, стараясь не обращать внимания на болезненные ощущения в ногах, в которые словно вонзались тысячи иголок, Люси добралась до окна, находившегося в глубокой нише, и выглянула наружу.
Это было прекрасное зрелище – суровое, но прекрасное, и вид бескрайней морской глади вызвал у Люси странное ощущение внутренней пустоты. Казалось, что Лондон находится на другом конце света; там, бесконечно далеко от Люси, остались ее друзья и родные – Корделия и Джеймс, мать и отец. О чем они сейчас думают? Где, по их мнению, она находится? Вряд ли они могут себе представить, что она здесь, в Корнуолле, любуется океаном, за которым лежит французский берег.
Чтобы отвлечься, Люси попробовала пошевелить пальцами ног. По крайней мере, покалывание прошло. Грубые доски пола за много лет стали гладкими, как паркет, и она, скользя по ним босыми ногами, подошла к туалетному столику, на котором стоял таз для умывания и лежало полотенце. Она чуть не застонала вслух, увидев себя в зеркале. Прическа рассыпалась, волосы слиплись и висели космами, дорожное платье было измято, а пуговица от подушки оставила на щеке глубокий след размером с пенни.
Придется потом попросить Малкольма о ванне, подумала она. Он же чародей, наверняка сможет раздобыть горячую воду. А пока пришлось удовольствоваться тазом и куском мыла «Пирс». Умывшись, она сняла грязное платье, бросила его в угол и открыла чемодан. Несколько мгновений девушка разглядывала содержимое – неужели она действительно взяла с собой купальный костюм? Мысль о купании в холодной зеленой воде гавани Полперро заставила ее содрогнуться. Вытащив свой топорик и куртку от боевого костюма, она выбрала темно-синее шерстяное платье с вышитыми манжетами, потом, вооружившись шпильками, принялась приводить в порядок волосы. У Люси упало сердце, когда она сообразила, что золотого кулона на шее нет, но после лихорадочных поисков обнаружила украшение на ночном столике у кровати.
«Это Джесс положил его сюда», – подумала она. Она не смогла бы ответить на вопрос, откуда узнала об этом, но была в этом уверена.
Внезапно ей отчаянно захотелось увидеть его. Надев ботинки, девушка вышла из комнаты.
Дом Малкольма оказался значительно больше, чем Люси себе представляла; ее спальня оказалась одной из шести на этаже, а лестница в конце коридора – украшенная резьбой в том же стиле, что и туалетный столик, – вела в зал с высоким потолком, какие бывают в больших загородных особняках. В деревенском домике на прибрежном утесе едва ли уместилась бы такая гостиная, да и второй этаж, если уж на то пошло. Это сбивало с толку. Должно быть, Малкольм при помощи чар мог увеличить внутреннее пространство дома как угодно, решила Люси.
Насколько Люси могла судить, в доме больше никого не было, но откуда-то снаружи доносился ритмичный стук. Осмотрев холл, она нашла парадную дверь и вышла на улицу.
Ослепительный солнечный свет оказался обманчивым. Было холодно. Обжигающий северный ветер свистел среди голых утесов, и ее шерстяное платье продувало насквозь. Обняв себя руками, дрожа, девушка быстро обошла дом, разглядывая все вокруг. Она была права насчет здания. Снаружи оно действительно выглядело очень скромным – тесный коттедж на три комнаты, не больше. Посторонним должно было казаться, что окна заколочены, хотя Люси знала, что это вовсе не так; побелка на стенах растрескалась и была покрыта пятнами и потеками от влаги, приносимой вечными морскими ветрами.