Последние Девушки
Шрифт:
– Уходи! – шипит она Купу.
На пороге он оборачивается и смотрит, как я дергаюсь и бьюсь головой о стену, с каждым разом все сильнее и сильнее.
– Проваливай! – орет Сэм.
На этот раз Куп послушно выскальзывает из комнаты. Я со слезами на глазах сползаю по стене. От боли сгибаюсь пополам, схватившись руками за живот. Ощущение такое, что меня пырнули остро отточенным клинком, который рвет во мне внутренности. Опять, опять и опять.
«Сосновый коттедж» 22:56
Выплакав
В гостиной, в одном из кресел, она увидела Рэймди. Эйми сидела у Родни на коленях и обнимала его за шею гибкой рукой. Они целовались взасос, напоминая Куинси пловцов, жадно вбирающих в себя воздух широко открытыми ртами.
– А где Жанель?
Женская половина Рэймди вынырнула на поверхность и перевела дух, недовольная, что ее так бесцеремонно оторвали от дела.
– Что?
– Жанель. Ты ее не видела?
Эйми покрутила головой и вновь нырнула на глубину.
Тогда Куинси пошла на улицу по скрипучим половицам террасы. Ночь стояла светлая, полная луна окрашивала деревья серебристым цветом. На ступеньках девушка остановилась, стараясь уловить хотя бы малейшие признаки Жанель. К примеру, шаги на траве. Или грудной смех, настолько знакомый, что ей удалось бы вычленить его даже в огромной толпе. Но так ничего и не услышала, кроме последнего в этом сезоне сверчка и далекого, горестного уханья совы.
Вместо того чтобы вернуться обратно, Куинси решила немного пройтись и углубилась в лес. Вскоре она обнаружила, что шагает по той же усеянной жухлой листвой дорожке, которой они поднимались к утесу днем. И только когда дорога пошла в гору, подумала, что пора возвращаться. Но было уже слишком поздно. Она испытывала жизненную потребность двигаться вперед, хотя сказать почему не могла. Предчувствие? Инстинкт? Скорее даже уверенность, бегущая с кровью по жилам.
Когда до вершины склона оставалось совсем чуть-чуть, показалась уже знакомая большая плоская скала. Своими внушительными размерами она словно пробила в ветвистом пологе над головой огромный провал. Он походил на дыру в зонтике, через которую лился серебристый лунный свет, стекая на силуэты двух человек на скале.
Одним из них была Жанель.
Вторым Крейг.
Он лежал на спине с голым торсом, скомканная рубашка лежала под головой в качестве импровизированной подушки. Его трусы болтались на лодыжках, сковывая их, как наручники. Жанель скакала на нем верхом. От каждого нового толчка юбка ее платья приходила в движение, словно приливы и отливы тонкой ткани на обнаженных бедрах Крейга. Верх платья был спущен, обнажая грудь – настолько белую, что она сияла в лунном свете.
– Да, – простонала она, и это короткое слово тут же смешалось с ночным воздухом, – да, да, да.
Гнев и страх стиснули внутренности Куинси, будто кто-то схватил их железной рукой
В то же время она не могла отвести взгляд от Жанель, которая стонала и дергалась скорее отчаянно, чем страстно. Зрелище было слишком прекрасным, слишком мучительным, слишком гротескным.
Затем наружу рванулись рыдания, и Куинси зажала рукой рот, чтобы не издать ни звука. Хотя она не должна была бы беспокоиться, что они услышат. Хотя она хотела только задрать голову и закричать, чтобы ее скорбный плач понесся по волнам ночного бриза.
Но гневный кулак внутри нее все сжимал и давил, усиливая ярость, усугубляя боль. Она скользнула обратно в толщу деревьев, на глаза опять навернулись слезы, которые, как ей казалось, она уже выплакала. Спускаясь по склону, девушка продолжала слышать повторяющиеся стоны Жанель, напоминающие крик спрятавшегося в ветвях пересмешника.
Да, да, да.
– Почему? – спрашиваю я, по-прежнему сидя на полу.
Не обращая на меня внимания, она встает, подходит к CD-плееру и выключает его. Потом склоняется к рюкзаку, достает из него черные джинсы и натягивает их под юбкой красного платья.
– Почему?
– Так было надо, – отвечает Сэм.
– Вот и нет, – возражаю я, вставая на колени в попытке подняться. – Просто ты так решила.
Просто она знала, как мне будет больно, когда я узнаю. И наверняка нашла бы способ мне об этом сообщить. С ее стороны это лишь очередная пакость, чтобы растеребить мои раны и разозлить.
Хватаясь за стену, я с трудом поднимаюсь на ноги. У меня все так же подгибаются колени, поэтому я прислоняюсь к ней и фокусируюсь на Сэм. Она уже сняла красное платье и теперь напяливает через голову футболку с группой «Секс Пистолз». Потом садится на кровать, снимает секси-туфли и надевает берцовые ботинки.
– Ты сумасшедшая, – говорю я, – ты ведь знаешь об этом? Тебе невыносима сама мысль о том, что кто-то из нас может вести нормальную жизнь. Что хотя бы одна из нас может быть счастлива.
Сэм подходит к окну, распахивает его настежь и закуривает. Потом выдыхает клуб дыма и говорит:
– Ты все про меня поняла, я вижу?
– Да. Ты явилась сюда, увидела, что я нормальный уравновешенный человек, и решила все расхерачить.
– Уравновешенный? По твоей милости, детка, парень оказался в больнице. Он все еще в коме, твою мать!
– Из-за тебя! Ты хотела, чтобы я это сделала!
– Можешь думать так и дальше, Куинни. Если эта ложь нужна тебе, чтобы как-то с собой сосуществовать, считай ее правдой.
Я отвожу глаза, не зная, верить ей или нет.
Чувство такое, будто на свете вдруг не стало гравитации и все, что в моей жизни было постоянного и надежного, теперь плавает в воздухе вне зоны моей досягаемости.
– Почему Куп? – спрашиваю я. – Это же Манхеттен, здесь миллион парней, из которых можно было подцепить любого. Почему именно он?