Последние дни
Шрифт:
— У него будут экзамены по психологии и морали-и-социологии, он получает диплом по философии.
— Черт побери! Это должно быть ужасно интересно — философия, психология и все прочее. Но и сложно.
Он опустошил стакан, по стенкам которого стекало несколько капель мутной жидкости; маленький кусочек льда, блеском напоминавший тусклый изумруд, лежал на дне, превращаясь в жижу. Браббан стал рассматривать все вместе: капли, стакан, стенки, лед, и сказал:
— Странно, что философии учат детей. Философом становишься с годами. Насмотришься, как я, войн, катастроф, страданий, тогда и начинаешь
— Вы путаете, Друг мой, — вмешался Толю, — путаете.
— Что я путаю?
— Это заблуждение часто бывает у тех, кто далек от университетских занятий. Слово «философия» не всегда означает одно и то же. В Сорбонне под философией понимают определенный набор дисциплин, таких, как психология, социология, история философии, логика, которые не имеют ничего общего с тем, что в обиходе называют философией.
— Что поразительно, — пробормотал Браббан.
— Вот дьявол, уже полвосьмого, — протявкал себе под нос Бреннюир, глядя на карманные часы с секундной стрелкой.
— А психология? — спросил Браббан. — Разве психологу не нужен определенный опыт наблюдения за людьми?
— Все то же заблуждение! Научная психология и психология, как ее понимает обыватель, — это абсолютно разные вещи. И только первая существенна на экзаменах.
— Нам пора идти, — сказал Бреннюир, доставая из кармана жилета мелочь.
— За один круг плачу я, — сказал Браббан.
Толю и его свояк ушли. Философ-обыватель остался один. Подошел Альфред.
— Хорошая сегодня была погода, — сказал он.
— Даже очень хорошая.
— О да. Можно сказать, что даже очень хорошая.
— Послушайте, Альфред. Что вы называете философией?
— Представьте себе, месье, что как-то раз один из молодых посетителей забыл на скамье философский трактат, пособие для экзамена на бакалавра. То есть, сами понимаете, солидный труд. Так вот, месье, оказалось, что это какая-то белиберда. Не говоря уж о том, что там было не все. Например, ни слова ни о магнетизме, ни о планетах, ни о статистике. Удивительно, правда? Кстати, месье, нескромный вопрос: то дело, о котором вы упоминали зимой?..
— Продвигается, спасибо. Надеюсь, что вы не ошиблись.
— Слишком мала была вероятность ошибиться, месье.
— Альфред, у меня новый проект. Проект — громко сказано, но, в общем, скажите, это осуществится?
— Это началось сегодня?
— Да.
— Это тайна?
— Да.
— Деньги?
— Нет.
— Понимаю, понимаю. В каком месяце вы родились?
— В мае.
— Так у вас скоро день рождения?
— Не напоминайте.
Альфред заглянул в свой блокнотик.
— Девять шансов из десяти. Вы получите желаемое.
Месье Браббан улыбнулся.
— Я бы предложил вам выпить со мной.
— Здесь это не принято, месье.
— Знаю, знаю.
— Месье может оставить чаевые.
Месье Браббан улыбнулся.
— Значит, все удастся?
И подумал: белошвейка, белошвейка, белошвейка, белошвейка.
— Знаете, что называют философией в Сорбонне? — продолжил Браббан. — Социологию, логику и прочее в этом роде, но о том, как надо жить — «уот» [37] ?
37
От английского what — «что».
— Как раз об этом я и говорил, месье.
— Ну вот, видите.
Он протянул Альфреду две бумажки по пять франков.
— Благодарю вас, месье. Планеты никогда не ошибаются.
— Хочется верить, хочется верить.
И он бодро вышел, неся котелок на голове.
IX
Его имени нигде не было; значит, он провалился. Это его особо не удивило; он безучастно смотрел на список, словно искал имя какого-нибудь друга. Удовольствие или досада окружающих внушали ему лишь презрение. С безразличным видом он отправился прочь. Чуть поодаль ему встретился субъект, в котором, как ему показалось, он узнал Роэля. Он сомневался из-за своей близорукости; но субъект подошел к нему.
— Тюкден, надо же. Как поживаете?
— Ничего, благодарю. Вы сдали?
— Сейчас выясню.
— А я провалился, — сказал Тюкден.
— Что сдавали?
— Общ(ую) фило(софию) и логику.
— А я записался на психо(логию) и социо(логию).
Тюкден повернул обратно вслед за Роэлем. Тот просмотрел списки допущенных к устному туру.
— Так и есть. Провал, — сказал он.
— Оба экзамена?
— Оба. Бреннюир допущен к психо(логии).
— Не удивительно, — с презрением сказал Тюкден.
— А Ублен? Я не обратил внимания.
— Его тоже засыпали, вот гадство.
— В этом году засыпали уйму народу.
— Хотят поднять уровень образования. Насмешили.
— Что вы сейчас собирались делать? — спросил Роэль.
— Ничего определенного.
— Можно пойти в Люксембургский сад.
Роэль слышал от Бреннюира, будто Тюкден интересуется современной поэзией, а поскольку они оба только что провалились, он готов был испытывать к нему симпатию. Они прошли мимо шляпного магазина, где был выставлен портрет с автографом боксера Жоржа Карпентьера [38] .
38
Карпентьер, Жорж (1894–1975) — французский боксер, чемпион мира 1920 г. в полутяжелом весе.
— С этим деятелем всем уже плешь проели, — сказал Роэль.
— Полная кретинизация, — согласился Тюкден. — Как и любой спорт.
— Спорт разный бывает, — возразил Роэль. — Идиотство — чемпионаты и истерики вокруг них.
— И правда, — вспомнил Тюкден. — Вы же занимаетесь спортом.
В детстве Тюкден от силы раз семь ударил ногой по футбольному мячу; родители запретили ему даже садиться на велосипед, сочтя этот вид транспорта слишком опасным. Зато Роэль умел ездить на мотоцикле, а прежде слыл будущей надеждой «гака» (Гаврского атлетического клуба). После приезда в Париж он забросил спортивные занятия, но вовсе не презирал их.