Последние дни

Кено Раймон

Если вернуться к Эйнштейну, то я слышал, как молодые люди говорили: это перевернет все принятые до сих пор представления. Но я знаю, что все повторяется, и через десять лет их младшие братья наверняка придут сюда пить кофе со сливками, и их сердца будет будоражить какая-нибудь мучительница или же великая честолюбивая цель, и относительность ничегошеньки здесь не изменит. Ведь я — философ, но никто и не подозревает, сколько может знать о мире старый официант кафе. То, чего нет, ничего не перевернет. Даже хода войны. Я провел войну здесь, помню и «готу» [27] , и «Берту» [28] ,

клиентура менялась, захаживали авиаторы и американцы, и, в общем-то, разницы не было никакой, я так и оставался официантом кафе. Этого Эйнштейн и его относительность тоже не изменят.

27

«Гота» или Готский альманах — публиковавшийся в 1763–1944 гг. в немецком городе Готе ежегодник фамильной и дипломатической аристократии.

28

«Берта» — название тяжелых немецких пушек, которые стреляли по Парижу в 1918 г.

Если вернуться к предпринимателю, то я заметил одну любопытную вещь: он, кажется, куда более дружен с месье Бреннюиром, чем с месье Толю. Возможно, ему больше симпатичен один, чем другой, если только нет иной причины. В конце концов, я вижу в этом лишь появление у меня компании новых клиентов, верных и постоянных, что компенсирует скудость чаевых, поскольку в этом смысле наши господа не склонны к широким жестам.

В общем, они приходят, возникает публика. Приходят молодые, старики, мужчины, женщины, толстые, тощие, гражданские, военные. А я подаю им напитки. То, что я слышу, и то, что я вижу, нисколько не влияет на то, что я думаю. Я уже все повидал. То, что я слышу, и то, что я вижу, меня не касается. Я подаю им напитки и провожу вычисления. Через два-три года я закончу, моя система будет доведена до ума, и я верну состояние моего отца. После этого я удалюсь в деревню, если только не вернусь сюда, но это уже не будет иметь никакого значения.

VII

Роэль и Бреннюир застали Вюльмара сидящим за кружкой пива.

— Терпеть не могу пиво по утрам, — сказал Роэль.

— Ваше здоровье, — откликнулся Вюльмар и опорожнил кружку.

— А я буду коньяк.

Роэль хотел его поразить, но Вюльмар и не такое видал. Бреннюир попросил кофе со сливками.

— Ну что, промариновали вас с утра по полной? — спросил Вюльмар.

Роэль решил описать, как это было, и попытался нарисовать яркую картину лекции в Сорбонне со стадом молодых ученых ослят и нескладных пташек, не забыв также субъекта, который гримасничал и пускал слюни с кафедры. Он добавлял и добавлял красочности и карикатурности, сатиричности и поэтичности. Но Вюльмар хранил гробовое молчание и сидел с умным видом, придававшим ему значительность. Роэль хотел завязать с ним дружбу, но тот с гроссмейстерской точностью отражал все его атаки. Пришлось уйти ни с чем; одно утешение оставалось — отправиться лопать чечевицу в компании полупансионеров и полных пансионеров.

— Этот парень еще не совсем съехал на фило(софии), — сказал Вюльмар. — Непонятно только, зачем он кривляется. Будто гомик.

— Не похож, — отозвался Бреннюир. — К тому же он влюблен в Терезу.

— Это ни о чем не говорит, — возразил Вюльмар.

Через паузу:

— Тебе бы понравилось, если бы он спал с Терезой?

— Ну и гад же ты.

— А что, резонный вопрос.

Бреннюир пожал плечами.

— Правда, — не унимался Вюльмар. — Чего ты хвастаешься, что Роэль влюблен в Терезу? Во-первых, в следующий раз, когда я его увижу, спрошу, правда ли это, а во-вторых, ты бы не обрадовался, если бы они вместе спали.

— Я?

Мне-то что?

— Я тебя знаю. Будь твоя воля, ты не дал бы сестре заниматься любовью, пока она замуж не выйдет, бедная девочка. Как будто ей нельзя до этого немного попробовать. Я не говорю, что со мной — она меня на дух не переносит — но, например, с Роэлем. Была бы хорошая парочка. Могу себе представить…

— Хватит. Я пошел.

— Правильно. Скатертью дорога.

И удержал приятеля за рукав.

— А знаешь, что из всех девушек, которых я встречал, только с Терезой мне хотелось бы заняться любовью?

— Ты меня достал.

Бреннюир вырвал руку и с достоинством удалился.

К обеду его не дождались. Так что он съел чуть теплое рагу, читая газету, а затем выпил кофе с тошнотворным запахом.

— Сегодня было невкусно, — сказал он Мелани, которая стремительно убирала со стола.

— Пришли бы вовремя, или думаете, я буду вам отдельно готовить? — отозвалась добрая старушка-служанка.

Она его тоже достала. Он постучался в комнату Терезы. Ему ответили «войдите»; он решил все-таки войти.

— Что тебе?

— Ничего.

— Тогда зачем мешаешь?

Он сел, водрузив правую лодыжку на левую коленку.

— Ты случайно не получала письмо?

— От кого?

— От одного моего друга.

— Хочешь, чтобы я сказала, не приходило ли мне письмо?

— Именно.

— Какой же ты бываешь дурак.

— Так он тебе написал или нет?

— Кто может мне написать?

— Не скажу.

— Ну и глупо.

Он встал с важным видом.

— Напрасно нос задираешь, — сказала Тереза.

Он закрылся в своей комнате, чтобы написать сочинение о динамизме мышления [29] , которое намеревался изобразить в трех пунктах. Остановился на начале второго — подвыдохся. Ему вдруг захотелось повидать в «Майе» приятелей с факультета права, которые, как и он, собирались стать составителями бумаг в каком-нибудь министерстве в надежде вести не обремененную работой жизнь и, возможно, посвятить себя Литературе.

На бульваре Сен-Мишель ему попались косматики. Пожалуй, можно перекинуться с ними парой слов. Он предложил вместе что-нибудь выпить. Ублен взял теплого молока, а Тюкден — кофе со сливками. Бреннюир заказал коньяк, чтобы их поразить. И от дел перешел к словам.

29

Динамизм — в философии: взгляд на мир и природу, согласно которому вся действительность выступает как игра сил или движений.

— Мы тут как-то вечером неплохо провели время с Мюро, Понсеком и другими ребятами, вы их не знаете. Поймали Понсека на известной шутке — выколотый глаз, слышали?

Косматики о таком не слышали.

— Кому-нибудь завязывают глаза и заставляют идти с выставленным вперед указательным пальцем. Ему говорят: «Сейчас ты выколешь глаз такому-то». А в это время подставку для яиц набивают смоченным хлебным мякишем. Парень пихает туда палец и думает, что и впрямь выколол приятелю глаз. Мы проделали это с Понсеком. Он потерял сознание.

— Есть отчего, — сказал Ублен.

— Славно повеселились. Пили белое винцо. Мюро и Понсек — хорошие приятели. Потом мы отправились на улицу Блондель. Славно повеселились.

Двое молчали. Бреннюир продолжал, строча, как из пулемета:

— Почему вы не пошли на медицинский? Спорим, я знаю почему? Из-за жмуриков. Я тоже жмуриков терпеть не могу. Представляете, перед тем как перенести их в анатомичку, из них вытаскивают червей, которые ползают внутри.

— Мертвых следует уважать, — сказал Ублен.