Последние дни
Шрифт:
— Ты никак спиритом заделался?
— Да нет. Почитываю от случая к случаю. Здорово интересно. Нашел на книжном развале.
— Знаем такое. Спиритизм — это чушь.
— Потом обсудим.
— Ладно. Увидишь, что это несерьезно.
— Ладно, обсудим потом. Когда ты приехал?
— Вчера в час. Буду жить в отеле на Кабульской улице, пока родители не переедут в Париж.
— Отель-то ничего?
— Да. Совсем не для студентов. Для туристов, для тех, кто здесь проездом. В Квартале [19] я
19
Имеется в виду Латинский квартал.
— Где ешь?
— Вчера в «Шартье». Сегодня посмотрим. Где-нибудь еще.
— А я ем здесь. Гляди.
За ширмой стояла маленькая газовая плитка и большая кастрюля. Ублен показывает ее содержимое.
— Я варю рис на неделю. И не знаю забот. Иногда покупаю рыбу. Ем почти задаром, как японцы.
— Значит, ты веришь в реинкарнацию?
— Не вижу связи. Хотя в реинкарнацию я, естественно, верю. Я вегетарианец по убеждению.
— Но рыбу ешь?
— Как японцы.
— Про спиритизм я все знаю. Ты поймешь, что это несерьезно.
— А ты, значит, за серьезное?
— Я за жизнь. А эти людишки жизнь ненавидят. Ненавидят обыденную жизнь.
— «Ах, как обыденна жизнь», писал поэт, которого ты цитировал мне в прошлом году.
— Паршивый поэт. Да здравствует метро, долой реинкарнацию!
— Тебе бы все шутить.
— Я люблю жизнь.
— Что успел сделать в Париже?
— А что, по-твоему, я мог успеть?
— Я тебя спрашиваю.
— А ты чем занимаешься?
— Хожу в Святую Женевьеву.
— Ты ходишь в церковь?
— Ты что, это библиотека. Увидишь, там можно найти что угодно. Еще есть библиотека в Сорбонне. Кстати, ты выбрал старую программу или новую?
— Новую.
— А я старую, она проще.
— А я новую. Она сложнее.
— Неужели ты думаешь, что экзамены — это важно?
— Нет, конечно. Плевал я на экзамены.
— Кстати, ты по-прежнему бергсонец?
— Это влияние я испытывал. В настоящее время я дадаист.
— Кто?
— Я за движение Дада.
— Ты это всерьез?
— Разумеется. Еще как всерьез.
— До чего же ты любишь парадоксы!
— Я люблю жизнь.
— Что ты знаешь о жизни?
— Ничего. Еще один парадокс.
— Мне тебя не понять. Впрочем, нет, твоя позиция проста. А меня преследует… сказать, что меня преследует? Мысль о смерти. Точнее, о жизни после смерти. Ты не пробовал вращать стол?
— Ты уже до этого дошел?
— Если бы можно было экспериментально доказать, что есть загробная жизнь, это произвело бы грандиозную революцию в умах. Если бы существовала уверенность, что после смерти мы будем жить… причем жить с начала…
— Ты что? Веришь, что в ножках столов живут призраки?
— Не знаю. Но вопрос такой себе задаю.
— Я его тоже себе задавал. Ответ отрицательный.
— Как мы в себе уверены.
— Чушь собачья — все, что рассказывают эти люди. И потом, они ненавидят жизнь. Ницше читал?
— Да. Не люблю его. Он сошел с ума.
— Лучше
— Брось, твои парадоксы меня не впечатляют.
— Пообедаешь со мной?
— Нет, старик, не могу. Вот, приходится выкручиваться таким образом. Рис, рыба.
— Я думал, все дело в реинкарнации.
— И в том, и в другом.
— И не пойдешь никуда?
— Нет, старик. Останусь почитать.
— Ну и ладно. Скажи, где библиотека Святой Женевьевы?
— Слева от Пантеона, если идти к нему по улице Суффло.
— Туда всем можно?
— Да. Увидишь, там что угодно можно найти. Ты также имеешь право ходить в библиотеку Сорбонны.
— Спасибо тебе.
— Встретимся во вторник на лекции Брюнсвика [20] ?
20
Брюнсвик, Леон (1869–1944) — французский философ, представитель одного из направлений идеалистической философии, с 1909 г. профессор Сорбонны.
— Давай. Во вторник на лекции Брюнсвика.
— Пока, старик.
— Пока, старик.
IV
— Мне правда жаль, но я уже взял человека. Вы, кажется, умны и предприимчивы. Думаю, мы нашли бы общий язык. Но что делать, я не могу изменить решение. Мне искренне жаль.
— И мне жаль, месье.
— Можете оставить мне ваш адрес. Вдруг однажды я дам о себе знать.
— Хорошо, месье.
— Итак, ваша фамилия, имя и адрес?
— Роэль, через «э», Арман, колледж Сюлли.
— Надо же, колледж Сюлли.
— Да, я воспитатель.
— О, воспитатель. Ясно, почему вы ищете другое место. Это не привлекательное занятие.
— Не слишком.
— Как жаль, что я уже нанял человека. Что ж вы так поздно пришли? Ну, если что, я вам напишу.
Молодой человек встал, попрощался и исчез. Несколько секунд месье Мартен-Мартен хранил задумчивый вид, затем позвал машинистку.
— Как он вам?
— Хорошенький мальчик.
— Ох уж эти шелковые чулки, — вздохнул он, разглядывая ноги девицы, — от этой моды недолго сойти с ума. Вы свободны.
Изящной походкой она удалилась. Месье Мартен-Мартен снова на несколько секунд застыл в нерешительности, а затем, взяв плащ и котелок, вышел.
Было прохладно, а вообще — славный ноябрьский денек. Он прошелся пешком до Севастопольского бульвара. Сел в 8-й автобус и доехал до Люксембургского сада. Колючий ветерок холодил скамьи и стулья и гнал из сада последних посетителей. Месье Толю среди них не наблюдалось. Месье Мартен-Мартен покинул это место слегка раздосадованный, слегка продрогший. И подумал, что немного грога ему не повредит. Он выбрал «Суффле», где можно с комфортом принять любимое снадобье. Вливая в себя принесенную Альфредом «американку», месье Мартен-Мартен рассеянно смотрел по сторонам. Его в очередной раз ждало разочарование. К нему подошел Альфред.