Последние флибустьеры
Шрифт:
— Хотя масса у него невелика, но порой он может напасть даже на человека, да с такой отвагой, какой не встретишь у ягуара.
— Он ушел?
— Он услышал, что вы идете, и исчез в лесу, — ответил Мендоса.
— Доброго пути, — сказал дон Баррехо. — Если он попробует нарушить наш ужин, то получит свое, клянусь крепостной пушкой!.. А теперь, старший повар индейцев-людоедов, займись-ка этими животинками, которые так не хотят раскрывать свои чешуи.
— Будет исполнено, — ответил бывший трактирщик, бросая в пламя четверых тату. — Они прекрасно сварятся в своей скорлупе и при этом не потеряют
— Да, по части приготовления обезьян и стервятников, — не смутился грозный гасконец. — Я, кстати, хотел бы поучиться этому ремеслу.
— А пока понюхай изысканный запах, который исходит от этих пожирателей мертвечины.
— Слышу только, как подгорают кости.
— Подожди еще чуть-чуть, торопыга.
Де Гюсак собрался палкой переворачивать тату, когда Мендоса сказал:
— Есть еще одна персона, рассчитывающая на свою долю.
— Кто? — спросил дон Баррехо.
— Животное, которое совсем недавно меня посетило.
— Где же этот незваный гость?
— Посмотри вон туда: он расположился на ветке. Запах жареных броненосцев заставил его вернуться.
— Наши пули успокоят его голод, — решительно сказал грозный гасконец. — Сеньор лакомка, не бойтесь, подходите, если хотите; мы готовы познакомиться.
Кугуар, [106] великолепное животное, размером побольше обычного, притаился на ветке орехового дерева, свесив хвост. На предложение гасконца он разинул пасть, показав свои превосходные зубы, но не сдвинулся с места.
106
Кугуар — подвид пумы, распространенный прежде на юго-востоке Канады и северо-востоке США, полностью истребленный к началу XX столетия.
— Он что, оглох? — поинтересовался Де Гюсак.
— На одно ухо — это точно, — ответил дон Баррехо. — Надо бы это проверить, выстрелив из аркебузы.
Словно почувствовав опасность, кугуар в этот момент спрыгнул с ветки и исчез в лесной чаще.
— Испугался, — сказал дон Баррехо. — Ну, пусть уходит, а мы займемся ужином. Если он решится помешать нам и вернется, мы дадим ему понять, что мы из тех людей, которые смеются над самыми свирепыми хищниками мира.
Они раскололи драгинассами пластины четырех тату и принялись работать зубами, не занимаясь больше кугуаром.
Едва они покончили с трапезой, как послышались шелест листьев и какие-то ускоренные шаги. Казалось, что кто-то в безумной спешке спускается со сьерры.
— Внимание! — предупредил дон Баррехо.
Вся троица вскочила на ноги, с ружьями на изготовку, опасаясь сюрприза со стороны испанцев. Шум не прекращался. Какой-то человек продирался сквозь густые заросли. Вдруг чья-то рука раздвинула кустарники, и к костру вышел индеец высокого роста, с выдающимися скулами и густой шевелюрой; он уставился на троих авантюристов своими черными глазами, в которых читалось сильное беспокойство.
— Приятель, — сказал ему дон Баррехо, — если вы друг, вам нечего нас бояться. Пожалуйста, подходите.
Индеец,
— Амиго, [107] — сказал он.
— Тогда подходи ближе. Откуда ты пришел? Может, тебя кто-то преследует?
— Дать вам совет? — сказал индеец. — Не теряйте времени, бегите, иначе тасарио свалятся вам на спину, возьмут вас в плен и съедят.
107
Амиго (исп. el amigo) — друг.
Индеец был красивым молодым человеком лет тридцати, он великолепно говорил по-испански. Впрочем, этот язык уже усвоили многие племена.
— Кто такие эти тасарио? — спросил Мендоса.
— Пожиратели человеческого мяса. Я чисто случайно вырвался от них, однако они за мной гонятся.
— Этого нам только не хватало, — сказал дон Баррехо. — Вот еще одна неприятная неожиданность, идущая по нашим следам. К какому же племени ты принадлежишь?
— К племени великого касика Дарьена, — ответил индеец.
Трое авантюристов вскрикнули от неожиданности, но в крике этом слышались и радостные нотки.
— Идем с нами, друг, — сказал дон Баррехо. — Мы тебе все объясним позже. Ты знаешь эти леса?
— Как свои родные, потому что много лет я хожу по ним.
— Разве в этих краях нет надежных убежищ?
Индеец немного подумал, потом энергично взмахнул рукой и ответил:
— Я отведу вас в такое место, где нас не смогут достать тасарио. Они приближаются. Я это чувствую.
Трое авантюристов пока не хотели ничего больше знать; они пристроились за индейцем, спускавшимся быстрым шагом по склону сьерры; он безо всяких сомнений шел напрямик через лесную чащу.
Полчаса спустя беглецы подошли ко входу в глубокий каньон, то есть в узкую долину, также густо поросшую лесом.
— Спускаемся в преисподнюю, что ли? — спросил самого себя дон Баррехо.
— Тише, — сказал индеец. — Говорить опасно.
— Боишься какого-нибудь дикого зверя?
Краснокожий кивнул головой и приложил палец к губам; таким жестом он призывал не открывать рот.
Каньон представлял из себя бесконечную малую галерею, потому что на его склонах росли огромные деревья, скрещивающие в вышине свои ветки и объединяя кроны. Тягостная тишина царила в этой темноте.
Краснокожий шел дальше, останавливаясь только для того, чтобы прислушаться.
Авантюристы, однако, не возражали против скорой ходьбы и беспокойно посматривали то налево, то направо, словно боялись неожиданной атаки индейцев тасарио или нападения хищных животных.
— Тише, тише, — повторял индеец, — не шумите, если вам дорога жизнь.
— Где это краснокожее животное видит опасности? — бормотал еле слышно дон Баррехо. — Здесь не слышно даже москитов, а он полагает, что тут собрались все хищные звери Центральной Америки.