Последние гардемарины (Морской корпус)
Шрифт:
Так, что вся жизнь роты была перед ними открыта. Они приучались беречь честь роты, огорчались упреку, радовались похвале и старались жить и служить не за страх, а за совесть. Что и было главной целью моего воспитания, по завету высокого воспитателя Директора Петербургского Морского Корпуса.
МОЙ «ПОРОХ» НА СЦЕНЕ МОРСКОГО КОРПУСА
В Петербурге, в Морском Корпусе, в свободные от занятий вечера, в тиши своего кабинета, посвящал я многие часы вечера и ночи творению рассказов,
На руках у меня остался единый оттиск московского журнала «Юная Россия», где он был напечатан.
Забытый пролежал мой «Порох» на полке в шкапу и новые произведения заполняли мои тетради.
Но вот открылся снова родной Корпус и я опять командую ротой.
Серая книжечка бросается в глаза и средневековый монах, открывший порох, просит и жаждет воплощения.
Под руками столько талантливых юношей, гардемарин и кадет, столько славных девушек – дочерей офицеров-воспитателей.
Почему не попробовать? Не потрудиться для общего приятного и полезного дела.
Молодежь любит спектакли.
Иду к директору Корпуса с докладом и встречаю полное сочувствие адмирала и разрешение поставить мою пьесу в зале главного здания Морского Корпуса; обещает содействие зкипажской музыкой, освещением, подмостками театра и другими необходимыми средствами. Я весь загораюсь радостным творчеством.
За стеной, отделяющей Корпус от Голландии, лежит небольшая зеленая лужайка, которую окружают кусты сирени.
В этом укромном месте сада, в часы вечернего отдыха собрал я вокруг себя всю роту. Уселся на холме; а кадеты сидели и лежали вокруг меня и я читал им свое произведете «Порох».
Прочтя , вызвал желающих играть на сцене и распределил все мужские роли.
Мы многие месяцы в часы досуга изучали, репетировали эту пьесу. Главную и самую трудную роль «Монаха Бертольда» взял на себя талантливый гардемарин Александрову «Вещую старуху» играл кадет Фрейерман. Много раз я обходил офицерские флигеля, ища себе барышень на женские роли. В семье инспектора нашел себе «Магду». У начальника хозяйственной части «Светлого Ангела». «Темного» – играл кадет.
У отделенного начальника взял «Графиню».
Дети были цветами на «празднике Бурграфа». Кадет Сердюк – «рудокопом».
Гардемарин Сурин раздобыл в Сухарной балке настоящего пороха и бенгальского огня и создал всю нужную пиротехнику.
Мамаши обшивали артисток.
Мы одевали артистов. Хлопот и забот было немало, да хлопоты все хорошие и веселые, объединяющие всех в одну семью. У себя в кабинете я обрабатывал роли всех главных артистов и, когда все и все были готовы, мы поднялись в главный
День спектакля был назначен. К 8 часам вечера наполнился зал всей многочисленной семьей офицеров, чиновников, прислуги и многих гостей, приехавших из Севастополя.
Вошел директор Корпуса и сел в почетное кресло.
Гулко разнесся по залу звон тяжелого медного гонга. Зал затих в ожидании.
Два рыцаря, закованные в латы, медленно и торжественно раздвинули темно-синий тяжелый занавес.
Нежным молитвенным напевом плакала скрипка и вторили ей аккорды рояля. В богатой келье Францисканского монастыря молился перед образом Мадонны монах-алхимик. Молился о тайне Золота, которую мечтал открыть.
Окончена молитва. Усталый, садится он в кресло и мучительно думает и вычисляет, силясь понять тайну смеси.
В открытое окно глядится синяя ночь; останавливается «вещая старуха» и поет песнь о жемчужинах-слезах, пролитых матерями за сыновей, убитых в бою, монах отгоняет ее, как тяжелую докучливую печаль.
В окне появляется веселый мальчик – подмастерье сапожника и поет: «ох, захочешь – перескочишь, в этой жизни все легко». Печаль сменяется радостью. Слезы – смехом. В этой жизни все имеет два начала. Палка о двух концах.
Философствуя, алхимик засыпает в глубоком кресле, за спиной его вырастают по очереди светлый дух в освещении белого света и затем темный в освещении красном от алхимического очага, на котором приготовлена смесь для страшного опыта.
Каждый дух благословляет его новое открытие на применение к Добру и Злу.
Нежная мелодия скрипки и рояля продолжает звучать, угасая.
Ангелы исчезают. Алхимик просыпается и записывает рецепт великой смеси, полученной от духов.
В громадной реторте изготовляет смесь и нагревает ее на очаге.
Наступает ночь. В молитвенном экстазе, на коленях перед очагом, он ждет, дрожа и волнуясь, появления золота, которым купить он весь мир.
Раздается гром и вспыхивает красное пламя. Страшный взрыв разрывает реторту. Монах впадет в исступление и спрашивает название нового вещества. «Порох», отвечают Светлый и Темный духи. – «Это порох», – повторяет монах. Вместо золота – страшной силы – он открыл порох – другую страшную силу.
Появляется друг его рудокоп и зовет его на праздник по случаю большой добычи золота в рудниках Фрейбурга, который дает им Бурграф.
Железные рыцари затягивают занавес. И снова гонг. Открыта сцена.
Площадь. Бурграф. Графиня. Рыцари. Девушки. Рудокопы. Цветы, ленты, яркое солнце. Пляска, турниры, флаги и копья.
Гремят трубы, свищут флейты, бьют барабаны и бубны. Веселый хоровод вокруг слитка золота, добытого рудокопами.
На празднике Бурграф пленяется невинной голубкой «Магдой», дочерью рудокопа; но она не хочет покинуть своих белых коз и голубей даже для графской короны. Он ищет ее в горах, куда она скрылась. Занавес.