Последние первые планетяне
Шрифт:
Больше всего на свете Марку хотелось устремиться на помощь близнецу. Он готов был отдать душу дьяволу, чтобы мир вокруг исчез хотя бы на минутку, чтобы время остановилось для всех, кроме него, однако, замершее на какие-то жалкие мгновения, оно теперь понеслось неумолимо быстро, словно потешаясь над участниками сцены. С парковки между тем донесся пронзительный свист автомобильных шин – теперь тормозящих, – не очень умелый водитель пикапа, к тому же, ошарашенный полетевшим под откос планом, не справился с управлением и вписался в стоящий перед входом грузовик. Не осознавая опасности положения и тем более того, что именно
Ступая так уверенно, как еще никогда в жизни, Марк перебежал проспект и оказался не более чем в двадцати метрах от пикапа. Дверцы раскуроченной машины отворились. Наружу выгрузился жалкий десант из трех обескураженных стрелков: двое молодых ребят, паренек и девчонка, оба с ружьями, а также мужчина с револьвером. Он неловко сжимал оружие в левой руке, потому как правую, наверняка, рабочую, повредил при столкновении. Этот последний показался Марку знакомым – без сомнения, то был один из многочисленных братьев Алексея Ящинского, такой же краснокожий и остроносый.
Словно бы не замечая стремительно надвигающегося офицера, стрелки обогнули пикап с разных сторон и стали без разбору палить по разбегающимся Акимовым. Грохотание ружей смешалось с мольбами о пощаде, детским плачем, стенаниями боли, ревом отчаяния, треском разлетающихся под выстрелами стекла, пластика и камня. Такой безумной душераздирающей какофонии улицы Борей-Сити не слышали уже многие десятилетия. Наверное, с той поры, как бешеные годы западного фронтира официально канули в пучину безвозвратного прошлого.
Все-таки хаос продолжался недолго. Подступив достаточно близко, чтобы стрелять без оглядки на гражданских, Марк открыл огонь. Он уже первыми тремя выстрелами смертельно ранил Ящинского и его компаньона. Единственная не задетая очередью, девушка крутанулась на месте и не глядя ответила законнику. Промахнулась. Где-то позади звякнул принявший на себя пулю корпус автомобиля, а офицер, ловко бросившись влево, оказался за пикапом, как за укрытием. У девчонки не было шанса. Марк высунулся на миг и выстрелил. Бандитка бросила ружье и, беспомощно повалившись на бок, зачем-то поползла к напарнику. Раненый в сердце, парень уже не дышал. В общую серенаду воплей и стонов влился отчаянный плач любовницы.
Когда Князев вылез из-за укрытия, последний всхлипывающий вдох сделал Ящинский. Он еще крепко сжимал револьвер и даже поднял было оружие на офицера, однако конечность моментально омертвела и рухнула наземь. Тяжело дыша и с трудом сохраняя самообладание, Марк подошел вплотную к распластавшемуся посреди стоянки налетчику и, грозно рыча, что было сил выпнул револьвер из посмертной хватки. В висках колотило с такой силой, словно в череп в такт пульсу забивали стальные штыри.
Все же, когда из больницы на помощь повысыпали медики, Марк уже взял себя в руки. Первым делом он велел помочь тяжело раненному брату.
24
Случившаяся у госпиталя бойня, которая затем вошла в кровавую историю Борей-Сити под народным прозванием «душная резня», отрезвила город и освободила от помешательства.
Жадно ожидавшая
Что касается самого нелепого нападения, уже в первые часы после случившегося среди офицеров утвердилось мнение, что это была спонтанная и, вероятней всего, самодеятельная акция одного из старших сыновей Ящинских. Молодая парочка, с которой тот пошел на дело, оказалась родом не из Борей-Сити. По-видимому, они были грубой наемной силой, которую мужчина подцепил в одном из вольных приграничных городков, где, если знать, где искать, промышляющих разбоями и убийствами до сих пор осталось пруд пруди. Все же с течением времени корпоративные власти хоть и сумели сместить главные рассадники преступности на окраины региона, но отнюдь не избавились от них окончательно.
Тем не менее таковую версию событий требовалось еще подтвердить, и, раз выжившая в заварушке девица была в тяжелом состоянии, да и вряд ли бы заговорила с законниками до переправки в колонию, единственным действенным способом оставалось наладить контакт с другими членами семьи Ящинских. Проблема заключалась в том, что, прознав о перестрелке, семейка собралась в главном имении фермерского клана и плотно забаррикадировалась там, опасаясь ответных действий со стороны соседей. Масла в огонь недоверия ко всем и вся, кто пробовал связаться с Ящинскими, подливал также факт, что в ходе так называемой «душной резни» пострадал один из полицейских. Очевидно, в конец обезумев в положении загнанных в угол зверей, фермеры потеряли доверие даже к местным властям.
В этом, однако, не имелось ни доли основания. Давыдов крепко держал подчиненных в узде – пускай даже серьезный настрой Марка после происшествия немного, но пугал ранее не сталкивавшегося с подобным начальника. Разумеется, правосудием как таковым тут не пахло, и дело в большей мере касалось банального отмщения за брата. Илья Князев выжил, но, увы, находился в критическом состоянии, и до вечера его латали на операционном столе, однако сумели спасти лишь посредством искусственной комы. Получив ранение в шею, брат Марка успел потерять много крови и в будущем мог уже не подняться на ноги. Даже осознание, что его случайная, но отважная жертва помогла спасти жизни членам семьи Акимовых, никому в управлении не грело душу.
В районе восьми часов вечера того же дня, когда жара спала вместе с градусом общего напряжения последних недель, отряд в составе Николая Давыдова, первого помощника, Милы и даже старика Хоева прибыл к воротам родового имения Ящинских под названием «Гнилой Дуб». Несмотря на явный недостаток кадров, выдергивать Максим из каньона, где она все еще следила за синтетиками, на Тракт не стали. Вместо того отправили девушку в госпиталь, дабы она составила компанию Марку, докладывая временами о состоянии дел.