Последние ратники. Бросок волка
Шрифт:
На короткое время в подземелье повисла тишина.
— Девка, что ли? — теперь в незнакомом голосе командный тон сменила неуверенность.
— А хрен его знает. Вроде как в сарафане…
— Так ты ребра только что проверял. Ничего там на них… не нащупал?
8. Химическое оружие (продолжение)
— Я — не девка, — решил прервать анатомический диспут Яков.
— Жаль.
Помолчали. Если для новых соседей эта тишина была необходима, чтобы осмыслить свое не шибко завидное положеньице, то «богомольцу» она за долгие дни заточения изрядно
— Котел, ты как? — тишину снова прорезал раскатистый командный голос.
— Нормально.
— Для тебя нормально в последнее время сомлевшим валяться. Я про рану спрашиваю.
— Зудит. Этот знахарь однорукий такую повязку накрутил, что плечом пошевелить не могу, — после паузы, которая сопровождалась короткой возней, тот, кого назвали Котлом, добавил. — Но гноем вроде не несёт.
— Сплюнь, дурак. В этом отхожем месте и здоровые-то руки скоро поотваливаются.
— Дай погляжу, — прогудел ещё один голос.
— Ай! Куда дергаешь? Человек ранен вообще-то! Что ты там развернуть такого хочешь, чего ещё не видал?
— Узнаешь.
— Слышь, хозяин, а здесь точно поруб? — судя по всему, обращался некий Котел к Якову. — Я в том смысле, что сюда сверху точно … ммм… лицами заглядывают? А то воняяяяяяет. Зовут-то тя как? Чьих будешь?
— Яков. Послушник.
— Хм. Чудное имя. Ромей что ли? И кого ты там слушаешь?
— Нормальное имя. Церковный служитель. Из Царьграда.
— Что из Царьграда, то ясно, раз ромей, — проявил удивительную осведомленность раненый дикарь. — А вот про то, кому ты там служишь, я так и не понял.
— Никому он не служит. Он вроде волхва нашего, что капище блюдёт.
— А-а-а. Понятно. Колдун, значит. А меня Котел звать. Тот, что тебя своим задом чуть не прихлопнул — Перстень. Он у нас старшой. Хром ещё, однорукий. Ну, и Ромей.
— Ромей? Среди вас есть грек?
— Нет, греков среди нас нет. А Ромей есть. Чего молчишь-то, степняк? — хохотнул Котел. — Тобой тутошний хозяин интересуется. Видать, по вашим ромейским… хм… надобностям. Баб здесь нет, так что…
— Болтаешь много, — донесся недовольный голос человека, чье имя, видимо, по варварскому разумению символизировало большее благородство. Перстень, в конце концов, не Котел. — Ты, грек, как сюда попал? Что-то далековато, по-моему, отсюда до Византии.
«Знал бы ты, насколько далековато до настоящего моего дома», — подумал Яков, но вслух этого произносить, понятно, не стал. Нутром чуял — перед местными лучше держать язык за зубами. Даже несмотря на то, что Никодим его, похоже, подставил и бросил.
За те несколько дней, что, связанный, он трясся по здешним разбитым дорогам, отсчитывая собственными ребрами каждую кочку и колдобину, успел понять: жизнь его стоит гораздо меньше, чем он когда-нибудь мог себе представить. С другой стороны, осознавал, что зачем-то нужен этим людям. Иначе никто бы с ним возиться не стал, убили бы сразу же, как того бедолагу в тёмной харчевне. Правда, то, что он все еще оставался жив, вовсе не означало, что пребывал в добром здравии. Татям монашек нужен был живым, но совсем не обязательно — здоровым. Били часто, по делу и без. По делу —
Поэтому, когда новые знакомые завели разговор на темы, в прямом смысле набившие ему шишек, понял — возможно, сейчас снова будут охаживать.
Вдруг Сыч решил пойти на хитрость и подбросить ему в поруб своих людей?
Пришлось пересказывать историю в сотый, наверное, раз. Слушали его молча, не перебивая.
В порубе вновь повисла тишина. Какое-то время ее нарушало только хриплое дыхание Котла, которому, судя по всему, рана доставляла гораздо больше неудобств, чем он хотел показать. Или однорукий доктор осмотр проводил болезненнее, чем ожидалось.
— Что мы теперь знаем? — буркнул Перстень.
— То, что взяли нас не простые станичники, — подал голос угрюмый лекарь Хром.
— Опять-таки, вожак их Сыч — из боярских людишек, — выдохнул Котёл. — Как там колдун сказал? Клин вроде того боярина кличут. Как, прям, знакомца нашего безрукого лекаря. Осторожнее, зараза, больно же!
— И что ж мы имеем? — прогудел Перстень. — Боярин Клин Ратиборыч за какой-то надобностью выкрал из Киева царьградского волхва, подослал убийц к тиуну Овнища, а здесь, в окраинных лесах, распотрошил схрон с какой-то ядовитой гадостью и собрал невесть зачем ватагу татей. Чтобы нас ждала. Зачем? Слышь, однорукий, не знаешь случайно?
— Догадываюсь, — вдруг огорошил Хром невесёлым тоном. — Только боюсь, вам это очень не понравится.
— Да ладно. Куда уж хуже…
— Помните, я вам говорил, что они бочки с газом выкрали?
— Посидим тут пару дней, и яма эта станет куда похлеще ядовитой бочки, — хмыкнул Котёл.
— Угадал. Всё это похоже на то, что на нас собрались провести испытания. В поруб этот газ запустят и поглядят, что будет. Должны ж знать, с чем дело имеют…
— Чего? По-человечески можешь объяснить? Тут твои загадки никто нихрена не понимает.
Кто как. Яков, например, в животе которого похолодело от ужаса, понял. Правда, ему показалось странным, откуда этот однорукий абориген знает слово «газ».
— И что теперь? — с упавшим сердцем прошептал он.
— Будем выбираться. Я, прежде, чем покинуть разграбленный схрон, прихватил кое-что с собой.
— Хвалю, — прогудел Котёл. — Только я у тебя ничего такого, когда нас обыскивали, почему-то не заметил.
— Потому что я замотал это в твою повязку.
ХХХ
Когда вечером откинулась крышка люка, и на сырой пол, мерзко чавкнув, плюхнулась ёмкость явно не здешнего происхождения, они к этому были готовы.
— Эй, там, наверху! — зло гаркнул Перстень. — У нас тут раненый помер. Скоро смердеть начнёт. И этот, что здесь до нас сидел, сомлел. Уж весь день валяется этак. Вытащите их отсюда, все ж загнемся!
— Угадал, — злобно усмехнулись сверху. — И раньше, чем ты думаешь.
Крышка гулко захлопнулась. Громыхнула задвижка. Как только тьма вновь затопила поруб, споро разделавшись с хиленьким отсветом горевшей наверху лучины, немногословный яшкин «соотечественник» тут же шепнул:
— Трое.