Последние ратники. Бросок волка
Шрифт:
Перстень перевел взгляд на Хрома. В щите того — когда только успел его вскинуть своей увечной рукой — тоже торчала стрела. Дерево она прошила насквозь, хищно выпрастав железный наконечник с внутренней стороны. В том самом месте, где у всякого здорового воя находилась бы кисть руки.
— Звучит, конечно, хреново, но повезло ж тебе все-таки, что у тебя руки нет, — усмехнулся белозерец.
— Стреляют в обе стороны, — казалось, Ромея в этой жизни удивить так, чтобы он проявил какие угодно другие чувства, кроме холодного равнодушия, никому было не под силу. — В Котла — тоже.
— А вот это хреново, —
ХХХ
— Мать честная! Братцы, хана!
Крик этот заставил Котла напрячься. И еще раз напомнил, что если норды все же решатся часть удара нанести по их укреплениям, то вполне может статься, что встретит их здесь он один. Ну, раненые гридни Клина Ратиборыча тоже, возможно, останутся. Даже скорее всего. Но остальные-то наверняка драпанут.
И, чтобы не дать им возможности даже мысли допустить о первом робком шаге назад, он что было мочи заорал:
— Вперед! Все — под возы! Быстро!
Ополченцы, которые за эти дни уже привыкли слушать бывалого дружинника, без лишних уговоров кинулись в укрытие, пригибаясь, прикрывая головы руками, а кто-то, споткнувшись, даже и на четвереньках.
Стрелы упали сверху кучно, черезчур большим для их маленького отрядца числом и с явным перелетом. Очень немногие забарабанили по днищам перевернутых телег и с глухим чавком впились в наваленные перед ними мешки с землей. Еще несколько булькнули в речку. Но большая часть усвистела в траву глубоко в их тылу.
— Сидеть на месте! — тут же рыкнул Котел, опережая желание наиболее любопытных высунуться и поглядеть, не угрожает ли им еще чего. Такие находились всегда, а в воинстве, не балованном еще боевым опытом, именно они по большей части, схлопотав стрелу в любознательную башку, становились главной причиной паники, а то и бегства.
Второй скоп стрел выдался более выцеленным и подготовленным. Но и он не причинил никому вреда. Разве что Кутьке. Вжавшись в борт телеги, он ожидал повторения тихого смертоносного шелеста и в глубине души был даже готов к внезапной острой боли, если одна из летящих стрел была уготована ему. Но никак не ожидал сильного удара по темечку и оглашительного раскатистого звона в ушах. От чего у него потемнело в глазах и на какой-то миг даже обмякло тело.
В состояние более-менее близкое к сознательному, его привел басовитый гогот Котла.
— Ну, ты прям как колокол ромейский сейчас загудел, — ржал белозерский дружинник. — Того и гляди подмога тебе на выручку из Царьграда примчится.
Веселье здоровяка поддержали несколько нестройных смешков.
Пощупав шлем на макушке, Кутька наткнулся пальцами на небольшую вмятину. Которой раньше там не было.
— Это тебя, брат, стрела нордская прямо в темечко тюкнула, — пояснил Котел. — А я тебе говорил — неча высовываться, когда не велено. Все слыхали? Сидим тихо, что мыши в амбаре. Когда нужно будет становится псами в овчарне, я скажу. Сидим, ждем.
Кутька, конечно, спорить не стал, но по голове его стукнуло все же не так сильно, чтобы не помнить — никуда он не высовывался. Сидел смирно, как и все. И только сейчас понял, насколько близки все они к смерти. Что ходит она — вон, руку даже протягивать не надо — вокруг их укрытия. И
Их битва уже началась. Пусть Котел и хотел отдалить эту мысль от умов своего лапотного воинства.
ХХХ
И снова он остался жив. Даже, собственно говоря, вполне невредим. Физически. Одна из стрел просвистела в двух вершках от затылка, с глухим плеском вогнала под воду деревянный ковшик, что плавал в бочке, и он, лихо нырнув, обдал пробегавшего мимо аналитика холодными брызгами.
Стрелы внутри халупы нашел быстро.
Наполненный ими ларь стоял как раз около длинного деревянного сундука, который накануне ночью приволок сюда Никодим. Поставил здесь, как обычно скверно осклабился и сказал:
— Помнишь, как-то спрашивал меня про аварийный выход? Так вот это — он, — и вручил Якову ключ. — Но запомни — открывать только в одном случае — крайнем. Самом крайнем. Когда поймёшь, что другого выхода больше нет. Только так. Понял?
В чём суть зловещего напутствия, Яков понятия не имел. Но и идти наперекор куратору не стал. Если честно, не придал его словам значения. А потом и вообще о них забыл.
Теперь вот вспомнил. Нервно сглотнул. И принялся набирать в тулы стрелы.
Правда, оказалось сложновато доставать их из ларя и складывать в колчаны дрожащими руками. Стрелы стучали при этом друг о друга не хуже яшкиных зубов, да еще и постоянно просыпались сквозь пальцы на утоптанный земляной пол. Сколько он с ними провозился, точно сказать не мог. Показалось, что вечность.
— Ромей, растудыт твою ногу! — прозвучал хрипловатый от постоянного ора крик боярина Ратиборыча. — Где ты там возьшься, холера тебе в пасть?! Где стрелы?! Если ты там еще живой и не выходишь из-за полных штанов страха — приду и глотку перережу!!!
Боярин принялся костерить какого-то дружинника, а Яков, взвесив в последний раз все за и против, решил, что лучше княжескому ближнику, и без того давненько точившему на него нож, не давать лишний повод пустить его в ход.
Как добежал до того самого места у плетня, сказать не смог бы ни под какими пытками. Особенно если учесть, что несся к нему с накрепко зажмуренными глазами да пригнувшись так низко, что только чудом не цеплял носом землю. Шум ветра в ушах от быстрого бега и шелест дырявящих воздух стрел слились для него в одну мелодию дьявольской пляски. Воткнувшись с разбегу шлемом в укреплявшие плетень бревна и почувствовав соленоватый вкус крови на прикушенном языке, все равно почувствовал ни с чем не сравнимое облегчение.
— Што-т не шибко густо стрел-то, — услышал он знакомый голос дружинника Птахи, который говорил сквозь стиснутые зубы, а расщепленное древко стрелы в его ноге к этому времени уже полностью окрасилось кровью. — Думается, придется тебе, ромей, метнутся туды сызнова.
Монашек, несмотря на вопиющесть всего вышесказанного, все же не перестал чувствовать к этому дикарю нечто похожее на симпатию. В конце концов, он его хоть и гонял в сметрельно опасные пробежки, но все равно из всех собравшихся на этой злосчастной горке людей, пожалуй, один проявлял какое-то подобие участия и заботы. Другой лучник никакой симпатии к нему явно не питал. Яков даже опасливо покосился в сторону, где укрывался от нордских стрел неприветливый гридень.