Последние ратники. Бросок волка
Шрифт:
Не в силах больше смотреть на дело рук своих, Кутька бросился обратно к возам, заметил под одним из них свой расколотый щит, разве что уже без торчащего в нем топора. Бросился к нему, словно именно от него зависела сейчас его жизнь. Нацепив его на сгиб локтя, сел, оперевшись спиной о дно перевернутой телеги, осмотрелся.
Старательно стараясь при этом не глядеть на умирающего Иву.
Резня шла уже на всем укрепленном возами клочке берега. Луки и сулицы в руках убивающих и калечащих друг друга людей сменили топоры, ножи и мечи. Один из них как раз торчал в оцепеневших пальцах свесившегося с воза лицом вниз норда. Выдернув его, Кутька вздернул себя на ноги и бросился к наседающему на какого-то охотника викингу. Он не постеснялся ударить со спины, врубив край окованного железом щита в затылок, а меч с отвратным мокрым хрустом воткнув под ребра начавшего заваливаться тела. Не дожидаясь, когда оно грохнется на землю, вырвал из раны клинок
— Держим рубеж! — разнесся над сечей крик Котла, который на миг перекрыл и оглушительный гвалт рубки, и шум крови в ушах. — Они отходят!
21. Битва у Мегры (продолжение)
Словно желая разубедить Котла в его мнении, викинг снова закрутил карусель из топоров перед носом Кутьки, обрушивая на пятящегося противника удары со всех, кажется, сторон. Один из таких, обманом метнувшийся вниз, отбить удалось, зато другой, выброшенный с разворотом и направленный в голову, цели достиг. Второй уже за сегодня раз голова едва не раскололась от оглушительного звона в ушах и острой боли, которая заволокла красной пеленой мир вокруг. И не было уже ни сил, ни возможности отразить второй удар. Поясницу пронзило резью, но перед тем, как упасть мертвым кулем на землю, Кутька поймал в глазах норда оцепенелое удивление. Длилось оно лишь мгновение. А в следующее парень, уже в падении, достал кончиком клинка его горло, располовинив кадык.
Упали они почти одновременно, но викинг побросав на землю свои мечи и зажимая обеими руками рану на шее, свалился сверху, залив своей кровью Кутьке и лицо, и броню, и всю траву вокруг. Долго ли он дергался сверху в агонии, поди знай, пребывая в полубреду. Тем более, что Кутьке до того не было никакого дела. Он и себя считал умершим. Очень хотел считать. Пусть лучше уж так, чем жить с дурной, но всё же братской кровью на руках.
Но погибшим он валялся ровно до того мига, как ему вдруг стало гораздо легче дышать, а тяжесть с него с натужным кряхтеньем кто-то изволил отвалить. Еще чуть погодя, едва не оторвав при этом голову, с него стянули шлем. Длинная кольчужная бармица как всегда тяжело свалилась на лицо и натужно проехала по нему куда-то вверх. И хотя в глаза ударил свет, он по-прежнему оставался замутнен червоной пеленой.
— Ну, чисто Перун, — прокряхтел почти над самым ухом знакомый, но очень уставший голос. Дыхание из груди Котла вырывалось с натужным хрипом. Дружинник стянул с руки латную рукавицу и вытер ладонью кутькино лицо. Это помогло. Пелена немного спала. — Когда я говорил, что придется с головой в дерьмо окунаться, совсем не это имел в виду. Видал бы ты себя сейчас со стороны. Весь в кровище. Купался ты в ней что ли… Не твоя хоть?
— Не знаю, — с трудом разлепил губы Кутька.
— Это ладно. Коль не знаешь, но на ногах держишься, стало быть, не твоя. Шлем вон, изрыт весь. Тебе по нему драккаром лупили что ли? Не будь из доброго железа, не выдержал бы…
— Мне еще, сзади…топор…в спину.
Котел, обхватив его за плечи, чтобы чего доброго не свалился, заглянул ему за спину, что-то сорвал с пояса, подняс прямо к глазам.
— Во, — в руке он довольно, словно мешок древних монет, сжимал баклажку с водой. Сейчас она была, конечно, без воды и вся разворочена, будто кто-то, отчаявшись сыскать горлышко, решил достать воду, рубанув посредине топором. — Я ж говорил, что без нее в сече никуда. Увалень этот прямо в нее, видать, засадил. А чтобы пробить и ее, и кольчугу — сил не рассчитал. Не ожидал, видать, ее там повстречать. Водицы из нее уже, конечно, не похлебаешь, — хмыкнул он. — На! Храни. Талисман как-никак.
— Норды… — спохватился Кутька.
— Охолони, витязь. Хватит на нас еще. Одни отступили, сейчас другие попрут. Тем более, теперь-то они знают, сколько нас здесь. Непременно добить захотят.
— Ива…
— Да, видел, — почему-то отвел глаза Котел. — Пришлось… облегчить страдания. С такими ранами живут не долго, зато мучительно. Запомни — никогда не вздумай подставлять под меч…
— Это я его.
— …живот. Лучше пусть башку
— Я ему живот… располовинил. Я убил. Махал ножом, не глядя, куда. И — вот.
Котел внимательно посмотрел на Кутьку, глянул еще раз по сторонам, почесал бороду, сплюнул на землю.
— Не ты его убил. Я. Не слышал что ли?
— Ты его только добил, чтобы не мучился, а виновен…
— …каждый. Это война. Невозможно пройти через нее и остаться чистеньким. Вина за каждого нашего, убитого сегодня, лежит на каждом, оставшемся в живых. Не досмотрел, не прикрыл, попустил. Да мало ли причин? Но это вовсе не значит, что нам теперь нужно своими руками себе горло вскрыть. Пусть те, кого мы не смогли уберечь сегодня, будут нам таким уроком, благодаря которому мы сбережем завтра кучу других жизней! — взглянув еще раз Кутьке в глаза, он добавил. — Все равно ничего больше сделать для них не сможем.
Вокруг валялись окровавленные трупы, земля, казалось, не могла уже впитать всю обильно пролитую на нее кровь, отовсюду неслись крики и стоны раненых. Берег заволакивало черно-серым дымом от горящих кораблей, а над дальним укрепленным рубежом на месте бывшего хуторка разносился лязг, треск, крик и скрежет главной битвы.
ХХХ
Лучники с берега продолжали засыпать хату старосты стрелами, разве что теперь они не могли делать это прицельно — заволакиващий берег дым здорово ограничил им обзор. Мешал он, конечно, и стрелкам Молчана, но гораздо меньше. Они хотя бы могли за его полупрозрачной завесой различить плотный строй нордов. Плотным он остался даже после того, как несколько десятков северян бросились тушить корабли. Людей-то терять они могли себе позволить. Драккары — нет. Остаться без них в глухомани вражьих лесов — это было совсем не тем, за чем они сюда явились.
— Жжем корабли! — продолжал орать Молчан своему редеющему воинству. Он все еще надеялся, что норды ради спасения драккаров частично погрузятся на них и постараются отойти подальше от берега, где их достать бы не смогли. Но викинги проявляли прямо-таки дикарское упорство не выказать слабость перед уступающим числом противником. И это несмотря на то, что особой славы в схватке с ним они пока еще не снискали.
Атака на ополчение обернулось гибелью целой полусотни, не говоря уже об оставшемся на поле отряде лучников. С холма Яков мог обозреть всю битву. И везде видел одно и то же — уверенные в своей неминуемой победе хирдманы сначала действовали по всем правилам ведения войны — грамотно, рассудительно, уверенно. Даже самоуверенно. Но, получив отпор, тут же срывались в бесшабашную рубку, к которой даже неопытные в ратных делах оплоченцы оказались готовы куда лучше. Ну, вот что, например, мешало той полусотне, что пошла на обоз, попросту обойти его по широкой дуге, так, чтобы на переправе через вонючий зеленый приток стрелы охотников не могли ее достать? А лучше всего — обойти с двух сторон. И потом уже посуху взять охотников в клещи. Вот что Котел мог бы в таком случае придумать? Причем, и придумать, и сделать в срочном порядке. Да даже надумай он чего дельного, толку от того было бы не много: его лесная рать, увидев гиблость положения, попросту удалилась бы в спешном порядке в родную стихию. То есть, сверкнула пятками в лес. Но вместо очевидных решений викинги приняли наиболее нелогичные — пошли на поводу врага и навязанных им правил боя: поперли напролом, дали время перебить своих лучников и, добравшись, наконец, до ополчения, оказались в численном меньшинстве. Конечно, закаленные в битвах морские разбойники и при таком раскладе имели больше шансов победить. Если бы не полезли в реку прямо перед укреплениями ополчения, а потом еще и на сами укрепления. А в том количестве, в каком они преодолели все эти препоны, выйти победителями они уже были не в состоянии. И хотя им удалось устроить ополченцам кровавую баню, их попросту задавили числом. Охотничья рать в резне испарялась стремительнее воды в бурлящем котле, но количество редких островков нордского сопротивления таяло не хуже брошенных в эту же воду щепоток специй.
Не многим умнее действовали и основные нордские силы. Отряд примерно в две сотни мечей кинулся на нижние оборонительные укрепления не хуже толпы дикарей. Продолжи они действовать в традициях римских легионов, выстроив черепаху и подбираясь к частоколу за стеной щитов — много бы они потеряли воинов? Только тех разве что, кто поймал шальную стрелу. Но викинги, которым явно наскучило настырное сопротивление горстки русов, предпочли горстку эту во что бы то ни стало раздавить. Однако бешеный галоп их обратившегося в толпу воинства споткнулся о хлесткий дождь стрел, лупивших с укреплений чуть ли не в упор. На таком расстоянии от них не спасала никакая кольчуга. Кому-то везло больше, и он валился на землю сразу. Другим фарта выпало меньше — у них оперенные древки вырастали из ног, плечей, животов. И даже если таковая рана не была смертельной, сотни бешено несущихся на укрепления следом соратрников нередко доделывали работу стрел, втаптывая упавших в землю.