Последние солдаты империи
Шрифт:
Здесь нужно подметить, что неопытная и чистая девушка Лидия Ковальски, каковой была она до первой ночи, проведенной со старшим Лещинским, тоже влюбилась в молодого и красивого Бронислава. Резкий контраст в обращении: грубые и животные требования отца и нежное и трепетное восхищение его сына – пробудили в ней природную и до поры дремавшую чувственность. Отдаваясь молодому Лещинскому, Лидия в первый раз в жизни испытала волшебный миг счастья близости с мужчиной, и от нахлынувших новых чувств, убежав после в сад, долго плакала, сама не зная отчего.
Однако юная польская крестьянка знала свое место; она понимала, что претензии на нее обоих Лещинских не могут быть удовлетворены одновременно и что ей нужно договориться с горячим и темпераментным
Пораженная Лидия, потупив глаза, долго молчала, и когда Бронислав уже начал терять терпение и в отчаянии заявил, что отказ разобьет ему сердце, она разрыдалась и в слезах молила прощенья за те ночи, которые она, не по своей воле, провела в спальне его отца.
После страстных заверений молодого Лещинкого, что это никогда не будет стоять между ними, и получения согласия обвенчаться даже вопреки воле родителя Бронислав прямо в роще овладел разомлевшей от счастья Лидией, которая от нахлынувших на нее перспектив так громко кричала и стонала от удовольствия, что этими криками привлекла внимание возвращавшегося из Варшавы Казимира Лещинского.
Увидев своего единственного сына, лежащего на девушке, которую он считал своей собственностью, старший Лещинский пришел в неистовую ярость и принялся плетью огуливать спины и головы ошеломленных любовников. А когда Бронислав, закрывая Лидию своим телом и не обращая внимания на болезненные удары отца, заявил, что он не отдаст девушку и завтра же, даже против воли своего родителя, женится на ней, старший Лещинский достал револьвер и направил его на плачущую Лидию, заявив, что он лучше убьет это исчадие ада, чем позволит какой-то потаскухе опозорить свой род.
Хорошо зная крутой характер отца и поняв, что он не шутит, Бронислав бросился на револьвер и попытался силой вырвать оружие из рук обезумевшего родителя. Ему это почти удалось, когда грянул случайный выстрел, и Казимир Лещинский мешком рухнул к ногам своего единственного сына и его юной, но порочной невесты.
Спустя месяц суд лишил Бронислава Лещинского всех прав и званий и приговорил к двенадцати годам каторги, с немедленной отправкой в Сибирь. А убитая горем Лидия Ковальски, собрав в узелок свое нехитрое имущество да разбитые девичьи мечты, поехала в Варшаву к двоюродному брату матери, где через неделю по настоянию родственников была определена в содержанки к русскому гусарскому полковнику, который, нужно сказать, очень хорошо относился к Лидии и, однажды услышав, как она поет, нанял своей любовнице преподавателей по вокалу и светским манерам.
Через некоторое время русский полковник получил повышение в звании и уехал в Россию. Лидия же, за два года сменив еще несколько подобных благодетелей, в конце концов решилась изменить собственную жизнь и отправилась в Вену, где сразу же была замечена венскими импресарио и поступила на службу во второсортное кабаре. Однако красота и сексуальность мадемуазель Ковальски с возрастом только расцветала. Женоподобные венские аристократы, богатые русские купцы, французские и немецкие дипломаты роились вокруг Лидии, и через некоторое время она, махнув рукой на свое будущее, уже плыла по течению жизни, оценивая мужчин только по толщине кошелька, когда ее заметила немецкая разведка в лице майора Штранцеля. Который в один из вечеров войдя в личную примерку Лидии, холодным и безапелляционным тоном заявил, что им нужно как можно скорее встретиться тет-а-тет, чтобы обсудить некоторые отношения Лидии с дипломатическими представителями враждебных Вене государств.
Заглянув в холодные, рыбьи глаза этого уверенного в себе
На следующий день встретившись со Штранцелем в кафе на окраине Вены и получив недвусмысленное и довольно грубое предложение работать на немецкую разведку, Лидия несколько минут молчала, изучая своего собеседника, а потом без кокетства и жеманства приступила к откровенному расспросу о своих обязанностях (впрочем, она и так о них догадывалась). Поторговавшись некоторое время для приличия, Лидия согласилась на все условия удивленного немецкого капитана, который, несколько месяцев наблюдая за польской красавицей, приготовился к длительной осаде сей крепости, обдумывая хитроумную комбинацию, чем бы кроме денежных мотивов заинтересовать или же, напротив, скомпрометировать эту звезду околосветских сплетен в глазах всегда покорных Берлину австрийских властей. Лидия же, обозначив главным и единственным аргументом деньги, не стала посвящать Штранцеля в свои настоящие мотивы, потому что поняла, что время, когда ее использовали мужчины, заканчивается. Наступает совершенно другой этап жизни. Когда она, безвестная и одинокая девушка, у которой всех активов – только ум и красота, будет сама определять правила, каковые раньше ей навязывали эти мерзкие и похотливые животные, имя которым мужчины.
Следующие четыре года жизни и работы на немецкую разведку не прошли даром: Лидия переехала в Берлин и собрала некоторую сумму, о которой еще несколько лет назад не могла и мечтать. И которую, не доверяя польским, австрийским и немецким банкам, хранила в домике своей матери близ Вены, купив его два года назад у одного разорившегося австрийского крестьянина.
Однако для безбедной и свободной жизни этого было мало. Наблюдая за манерами и повадками великосветских прожигателей жизни, Лидия уже давно поняла, что любое состояние относительно. Нужен был человек-шанс, с чьей помощью можно было бы кардинально изменить и свою судьбу, и свое материальное положение. И уехать наконец в Америку, где ее никто не знает и где бы она могла вдали от погрязшей в разврате Европы выйти наконец замуж и начать строить новую, честную и счастливую жизнь.
Подъехав к берлинскому вокзалу, Лидия достала фотографическую карточку господина, которого она должна была встретить. Некоторое время сидя в машине, она внимательно ее изучала, а затем, кокетливо улыбнувшись восторженно глазевшему на нее молодому шоферу, вышла из автомобиля и неспешной походкой направилась на перрон, куда должен был прибыть утренний поезд из Цюриха.
У вагона первого класса встречающих как всегда было немного. Лидия остановилась у центральных дверей вокзала, подождала, пока из вагона выйдут все пассажиры и, узнав мужчину с фотографии, удивилась его плотной комплекции и огромному росту, которые были абсолютно не заметны на той фотокарточке, которую вручил ей майор Штранцель. Усмехнувшись пришедшим в голову мыслям, Лидия, назло немецкому майору, который несколько раз предупредил женщину об исключительной важности сего господина, решила немного помучить этого щеголеватого франта, а заодно и понаблюдать, как он поведет себя, не обнаружив обязательной встречающей персоны.
Стараясь не встречаться с приезжим господином глазами, грациозно виляя бедрами, Лидия направилась в его сторону и очень удивилась, что этот верзила в черном высоком цилиндре повел себя несколько иначе, чем она рассчитывала. Окинув быстрым, но пристальным взглядом перрон вокзала и не заметив ни одного направленного на него лица, он не стал растерянно топтаться на месте в ожидании. Перекинув свой небольшой кожаный саквояж из одной руки в другую, он скорым шагом направился в противоположную от главного входа сторону, где, как было известно Лидии, располагался выход для прислуги и нижних чинов.