Последние Врата
Шрифт:
— И все равно я пойду. — Альбина поднялась. — Переоденусь в простое платье и прикинусь крестьянкой.
— Отличное решение — кивнул Бурунькис. — А ну как придет Генрих и спросит: где мол Альбиночка? Где мое золотко?
Принцесса запустила в Бурунькиса книгой, но тот легко увернулся и, кривляясь, продолжил:
— А Генриху в ответ: пропала наша Альбиночка, не усмотрели за строптивицей. И тебе, господин рыцарь его королевского величества, надо теперь думать не о том, как спасти Малый Мидгард от великанов, а о том, где найти нашу девчушку да как вытащить ее из очередной
Лицо принцессы покраснело, глаза сверкнули, как молнии.
— Ты, Альбина, не обижайся, — примирительно сказал Капунькис, отступая с Бурунькисом к двери. — Но братец прав — оставайся. А мы разведаем, что к чему, потом вернемся и вместе решим, что делать.
Быстро оглядевшись, принцесса схватилась за кочергу у камина.
— Рыцарей бить кочергой запрещено! — возмущенно пискнул Бурунькис. Он хотел еще что-то добавить, но Капунькис вытолкнул его в дверь:
— Когда она в гневе, с ней лучше не связываться!
— Стража! — зазвенел полный ярости голос принцессы.
— Бежим! — крикнул Капунькис, и братья-глюмы со всех ног припустили по коридору.
Глава II
У ГОЛОВЫ ХРУНГНИРА
Хранитель королевских сокровищ сидел у погасшего камина и, слепо щурясь в свете единственной зажженной свечи, старательно выводил цифры в бухгалтерских книгах. Гном Эргрик экономил на всем — даже на каминном угле и свечах.
Семьсот восемьдесят девять помножить на двести восемьдесят шесть, — громко обратился он к кому-то невидимому.
— Двешти двадшать пять тыщь шештьшот пятьдешят шетыре, — меньше чем через минуту донесся из темноты голос.
Эргрик записал результат, снова спросил:
— Пятьсот двенадцать, помноженное на двести восемьдесят шесть?
— Што шорок шешть тышячь шетырешта тридшать два, — ответил шепелявый голос. — Но пятыпот двенадшать — это неправильно. В прошлый раж было пятьшот шемнадцать.
— Разве? — Гном перевернул несколько страниц книги, поводил пальцем по ровным строчкам и покачал головой. — Ты смотри — ошибка! Чуть было не наврал в учете. Это из-за темноты. Как думаешь, Уль, может, зажечь еще одну свечу? Хотя нет, не могу позволить подобного расточительства: казна и без того пуста. Копишь, копишь деньги для королевства, а потом заявляется великан-проходимец и начинает проедать все накопленное. Яду бы обжоре подмешать, так ведь это тоже траты...
— Яд етуна не вожмет, — сказал призрак Уля Бергмана. — А вот шмаштерить ежа иж оштрых копий было бы неплохо. Он бы проглотил его и подавилшя.
— На ежа уйдет много железа, а это тоже расходы, — вздохнул гном. — Нынче времена беспокойные, и железо стоит дороже коров. Корова это что, из рогов меч не сделаешь.
— Кто-то бежит к вам, — сказал призрак. — По топоту я шкажал бы, што ото глюмы.
В дверь забарабанили.
— Господин Эргрик! — послышался голос Бурунькиса.— Откройте скорее. У нас срочное дело.
— Утром приходите, сейчас я занят, — буркнул королевский казначей.
— Утром будет слишком поздно, — возразил
— Не готовы еще, — ответил Эргрик. Недовольно морщись, он двинулся к двери. Кузнецы обещали не раньше чем через неделю.
Он открыл дверь.
— Вот вы, господа, требуете доспехи, а про то не думаете, что из железа, которое пойдет на них, можно изготовить ежа, а потом подсунуть этого ежа великану...
— С наших доспехов получится такой маленький ежик, что великан его даже не почувствует, — ответил Бурунькис.
— С ваших — да, — согласился гном. — Но если бы все рыцари отказались от своих доспехов, то железа хватило бы.
— Но как же тогда рыцари смогут защитить короля и принцессу? — удивился Капунькис. — Рыцарь без доспехов — все равно что крестьянин без сохи. И лично мы отказываться от своих доспехов не будем! Вы еще посоветуйте от мечей отказаться.
Глюм указал на свой пояс, а потом на пояс братца. У обоих на поясах висели кинжалы, которые в сравнении с невеликим ростом глюмов и вправду походили на мечи.
Эргрик направил взгляд в потолок, прикидывая, сколько выйдет железа из рыцарских мечей, а когда опустил глаза, глюмов уже не было.
— Послушай, Уль, — сказал он, оборачиваясь. — Мне только что пришла в голову идея. А что, если переплавить все бронзовые подсвечники в замке? Помнится, их было три тысячи двести двадцать семь...
— Один кто то украл, — напомнил призрак.
Ах, верно, — вздохнул гном и принялся долго и нудно сокрушаться об утраченном имуществе.
Бурунькис с Капунькисом устраивать громкое прощание не решились. Опасаясь, что стража, выполняя приказ принцессы, вот-вот начнет облаву, братья прокрались мимо караульной будки, прошмыгнули возле часовых, что охраняли пролом в крепостной стене — на стену наступил великан, пробираясь к Вратам в королевском парке, — и тихонько, как тени, растворились в ночи.
— Ленивые гномы подвели нас, — возмущался Капунькис, шагая по улицам спящей Альзарии. — А ведь я так надеялся показаться перед матушкой и папенькой в настоящих доспехах!
Это мы еще успеем. Какой дорогой пойдем — Северной или возле головы Хрунгнира?
— На Северной дороге ничего интересного нет, — сказал Капунькис. — Лучше идем к дохлой голове. Засевший там етун что-то последнее время затих. Как думаешь, не убрался ли он от Врат?
— Кто его знает...
— Пару дней назад болван ревел, точно проглотил огнедышащего дракона. Ах, как было бы хорошо, если бы это оказалось правдой. А может, его сожрал другой великан?
— Нам от этого не легче, — пожал плечами Бурунькис. — Какая разница, кто из них теперь сторожит Врата?
Голова великана Хрунгнира лежала в нескольких километрах от стен Альзарии, столицы Берилингии. С тех пор как бог Тор победил глупого етуна, прошла не одна тысяча лет. Голова окаменела, а когда колдуны создавали Врата, кто-то из них решил развлечься и создал в ее пасти Врата в другой мир. Сейчас эти Врата, как и десятки других, охранял етун, один из праправнуков погибшего Хрунгнира.