Последние звёзды
Шрифт:
– А ну гляди! – ткнул в них Макс. – Дым?
Не понять, уже темнеет, на сером фоне струйка дыма может и мерещиться.
– Да, как будто... – щурится Мёдов.
– Ох! – втроём одновременно.
В сумерках взлетела искра, ломанулись без команды. Макс отметил точку на компасе, поле широкое, пока дойдут, совсем стемнеет. А поле оказалось ещё и длинным. Шли по холмам, горизонт поднимался и опускался, деревья не приближались. В траве шуршало, пару раз что-то крупное, хватались за оружие. Но дошли. Отплевались полынь-травой,
Дима присвистнул, Мёдов щёлкнул предохранителем.
– Идём осторожно, мало ли кто здесь.
– Запах какой, мм... – потянул носом Дима.
Дым шёл из-за домика, обошли его, увидели тушу на вертеле, уже запёкшуюся. Вокруг четверо на корточках, один проткнул мясо ножом, кивнул. Другой поднялся звать остальных и замер, из тени вышли трое в камуфляже. Местный обернулся на своих.
– Беги, скажи, еда готова. А вы подойдите, подойдите. Машина сломалась?
– Когда-то... Мы пешком. Заночевать можем?
– Конечно. Вы и к ужину поспели, – говорящий ещё раз надрезал мясо. Он казался стариком в темноте: космы волос, серая борода, сам сутулый; но голос не под стать.
Подошли жители, всего человек двадцать, на вид обычные, одежда в заплатах. В свете костра блеснули ножи, топор, у парочки за спиной ружья. Макс пихнул Мёдова, тот сам видел.
– Ну давай, пока горячее.
Седой сам ловко – в два приёма – делил мясо. Люди рассаживались неподалёку, Макс косился через плечо.
– Сейчас тарелки принесут, а то руки обожжёте и форму запачкаете.
– Ерунда, камуфляж.
Досталось всем, в тени вокруг зачавкали. У костра остался лишь седой.
– Утром уйдём, спасибо.
– Да чего там, я не гоню. Патроны есть? С охотой подмогли бы завтра, здесь оленей стая забрела – выследим.
– Мы не охотники, отец, уйдём с утра.
– Ваша воля, ваша воля... Вкусно?
Мёдов кивнул, облизался.
– Сочный зверь к вам заглянул.
Седой всплеснул руками.
– Обидеть хочешь?! Зверь везде один, а вот готовить уметь нужно.
Улыбнулись, извинились. И вроде перестали чувствовать взгляды на затылках.
– Тут же не одни олени, – заговорил Дима. – А у вас ни забора... Не боязно?
– Ночью в домах спим, не залезут, так огнём пугаем. А кто не боится, тому и забор не помеха... ружья имеются.
Сейчас бы многозначительно глянуть, но местный просто ел оленя. Он охотно рассказал о своей жизни и ничего не спросил о гостях – мудрый человек. Живут здесь выходцы из разных мест, кто заплутал, кто бежал.
– Есть и преступники, не без того, – он поднял палец.
До города ходят, но обычно незачем. Обитают в удовольствие, рыбачат. Многие вскоре прощаются: отдыхают и уходят.
– Не беда, всегда кто-нибудь заместо них остаётся. Отдыхают с полгода – год... и тоже раскланиваются. Только я с семьёй
– Большая семья-то? – спросил Макс.
– Хорошая, – седой задумался и перевёл тему.
Выходило, что их селение – дом отдыха для нуждающихся.
– Благодать, – потянулся Дима и зевнул.
– Давайте-ка ночёвку покажу, утомились вы.
Легли осторожно, чтобы не разбудить соседей по койкам. Ладные деревянные стены держат тепло, нагретое телами, получилось даже раздеться. За стенами слышен шелест листьев и крики ночных птиц.
– Как под Тулой, – прошептал Макс.
– Где?
Макс не ответил, ему снилась другая ночь в другой палатке, другие люди. Игорь. Когда в лесу ухнул филин, Мёдов поднялся. Тело ломит от усталости, голова не соображает, а сон всё не идёт. Он вышел, прикрыл дверь. Обошёл хижину, вдыхая полной грудью, и наткнулся на седого. Тот молча подвинулся, освобождая место на бревне, гладком, без коры.
– Думал послушать, о чём говорить будете, – он не смотрел на Мёдова, набивал искусно вырезанную трубку. – Да и не сплю я ночами.
– С утра мы уйдём, – в который раз заверил Мёдов.
Седой не ответил, чиркнул спичкой, подул – ноздри щекотнул пряный запах.
– Лепестки местные, названия не знаю, но дурманит... ах! Попробуй.
Не похоже на коноплю. Мёдов задержал дым в лёгких, выдохнул вдвое меньше. Затянулся ещё. И не успел вернуть трубку, шибануло – аж затрясло. Через секунду отпустило.
– Ох...
– Обожди, – местный хитро улыбнулся.
Дурь накрыла с ударом сердца, только теперь мягко, бережно. Шея онемела, но голова почему-то не упала. Мёдов осмотрелся, силуэты не плывут, но тень пульсирует. А в мыслях вдруг пустота как по щелчку. Щёлк, щёлк...
– Эй! – Седой похлопал в ладоши перед носом.
– Да здесь я.
– Говорю же, хороша.
– Дай ещё.
– На.
Время застыло, даже птицы смолкли. Мёдов косился на собеседника, он так и не видел его при свете. Когда разгорается огонёк в трубке, виден острый нос крючком и как будто морщины. Сознание дорисовало образ перьями на голове и краской на щеках. Индеец. Злой вождь племени людоедов. Мёдов не чувствовал тяги к болтовне – чудо-дым уже отпустил – но заговорил.
– Я устал. Это не первый отряд, что я погубил.
– Но ты ведь и спасал?
– И спасал...
– Ты не думай о былом, оно как дым, – седой выдохнул в лицо. – Было – ушло, забудь.
– О чём же думать?
– Ни о чём, послушай историю. Жил да был в степи сурок. С молодости самый зоркий и шустрый в стае, как опасность – он первым свистит и в нору. Вот и пережил отца, братьев и сестёр, завёл семью. А прыти не утратил, чуть что – всегда начеку. И вот раз опоздал со свистом, утащил орёл двух сыновей, а его не достал. Горевал, думал сурок... Сколько времени уже?