Последний алхимик
Шрифт:
— Как вы можете? У меня от вас мурашки бегут, — не выдержала Консуэло.
— А еще и эта девка. Добропорядочная корейская девушка тебе не нравилась...
— И вы для этого выгнали врача? Чтобы читать нотацию покойнику?
Чиун с презрением посмотрел на последнюю подружку Римо. Мальчик совсем распустился. Факт налицо.
— Прошу прощения, мадам, — сказал Чиун.
— Что вы делаете?
— Я говорю с ним по-английски, потому что у него может на время пропасть память на корейский.
— Я не могу в это поверить, — рыдала Консуэло.
— Ах ты, Фома неверующий. Открой глаза. Взгляни на кончики пальцев. Если ты не в состоянии почувствовать, как к нему возвращается жизнь, потрогай хотя бы, какие они теплые.
— Я не хочу к нему прикасаться.
Чиун не стал спорить. Одним проворным движением руки он притянул ее к кровати. Она перестала плакать.
— Дотронься, — приказал он.
— Я не хочу, — сказала она.
— Дотронься!
Какая-то непреодолимая сила подняла ее руку и опустила на волосатую грудь Римо. Тело еще не остыло. Она почувствовала, как ее рука сильней вдавливается в грудь покойника. Ладонью она ощутила едва слышный толчок. Потом еще. И еще. Сердце билось!
— О Господи, — от изумления она разинула рот. — Вы вернули его к жизни!
— Да нет же, дуреха. Это не подвластно человеку. Даже я не в силах был бы сделать это.
— Но он ожил!
— Он и не умирал. Он был при смерти, но, почувствовав, что слабеет, заглушил все функции организма, чтобы это не совершилось так быстро. Это была не смерть. Это был глубокий сон в целях самозащиты. Я удивлен, что он сумел все сделать правильно. Он сейчас слышит все, о чем мы говорим. Так что будь осторожней! Не вздумай расточать ему похвалы! Я и так уже его испортил.
— Ни разу не слышала, чтобы вы сказали ему доброе слово.
— Говорил, говорил. И много раз. Вот откуда взялась эта самонадеянность. Вот почему я выставлен на посмешище и поругание.
— Когда он поправится?
— Когда я научусь сдерживать свои педагогические порывы. Только тогда он станет слушаться!
Римо чуть-чуть приоткрыл глаза, как будто в комнате было слишком много света. Медленно распрямился один палец, за ним — другой, пока наконец кулаки не разжались полностью. Грудь начала тихонько вздыматься, и Консуэло увидела, что он задышал.
— Он возвращается, — сказала она.
— Он и не уходил, — отозвался Чиун. — Если он будет себя хорошо вести, то мигом поправится.
— Вот и чудесно! — обрадовалась Консуэло. — Страна в опасности. У нас есть все основания полагать, что уран воруют как раз те, кто призван заботиться о его сохранности. Поэтому вся надежда только на нас самих.
— Ваша страна всегда в опасности, — проворчал Чиун. — Только и слышишь, что страна в опасности. У нас есть заботы поважнее вашей страны. Это не единственная страна в мире.
Римо застонал.
— Тихо, — сказал Чиун. — Настало тебе время послушать. Если бы слушал меня раньше с должным уважением, то не был бы сейчас здесь. Какой позор — разлегся в номере мотеля,
— Иными словами, вы не хотите помочь? Ему пришлось страдать, но что бы с ним ни случилось, он исполнял свой долг! — заявила Консуэло.
— Нет, никакой не “долг”. Это ему наказание за непочтение. Что такое — этот ваш долг? И что все его страдания? Ассасину страдать не полагается. Другим — пожалуйста, — сказал Чиун.
— Так вы не хотите помочь Америке?
Чиун посмотрел на женщину так, словно она и впрямь сошла с ума. Есть вещи, которые Римо должен понимать. Он должен знать, почему на этом золоте лежит проклятие. Он должен знать летопись Мастера Го, тогда он поймет, почему — стоило убрать подвеску — как его тело избавилось от злого влияния. Он должен опять начать думать правильно.
— Значит, вы нам не поможете?
— Я и так помогаю. Помогаю тому, кому я должен помочь.
— А вы знаете, что похищенного урана хватит, чтобы взлетели на воздух тысячи и тысячи людей? Ведь это страшные бомбы!
— Я не делал никаких бомб, — отрезал Чиун. О чем она говорит, эта женщина?
— Но вы можете помешать тем, кто хочет их сделать!
— Это кому? — не понял Чиун. Он теперь видел, что функции организма постепенно восстанавливаются — от кончиков пальцев сила побежала вверх. Он стал массировать Римо плечи. Потом пальцем приоткрыл губы и осмотрел десны. Хорошо. Цвет хороший. Процесс не успел зайти слишком далеко.
— Мы этого не знаем, — вздохнула Консуэло.
— Тогда как же я могу бороться с кем-то, кого я знать не знаю? Эта страна погрязла в насилии. Я видел по телевизору. Я знаю вашу страну! Здесь убивают Президентов почем зря, но при этом ни одного настоящего ассасина! Все дилетанты! Я знаю вашу страну, юная леди, — сказал Чиун. Он поднял Римо веки и посмотрел на белки глаз. Отлично. Зрачки тоже оживают.
— Ну, пожалуйста, — взмолилась Консуэло. — Римо хотел бы, чтобы вы помогли нашей стране.
— Минуточку, — сказал Чиун и повернулся к ней. — Президент Мак-Кинли. Убит. Любительская работа. Джон Фицджеральд Кеннеди. Убит. Опять дилетант. Нигде никакого гонорара. В президента Рейгана стреляли на улице, но промахнулись. Кто? Психически больной мальчик. Еще один любитель. И вы хотите, чтобы эту страну спас профессиональный убийца? Да стоит ли вас спасать!
— Римо, поговори с ним. Пожалуйста! — сказала Консуэло.
Римо не отвечал.
— Тогда я все сделаю сама. Римо, если ты меня слышишь, запомни, что я отправляюсь в штаб-квартиру НААНа. Я согласна с тобой. Я согласна, что мы единственные, кто еще может спасти эту страну. И я прошу тебя, если я не вернусь, Продолжить наше дело. Я знаю, что ты тоже любишь Америку. Наверное, я всегда слишком усердствовала в попытке доказать, что могу работать не хуже любого мужчины. Но сейчас я лишь хочу спасти нашу страну.
— Вы кончили? — спросил Чиун.
— Да, — ответила Консуэло. В глазах ее стояли слезы, но она их не стыдилась.