Последний аргиш
Шрифт:
— Я борт двести десять. Вас понял. Иду санзаданием Верещагино. Мы…
В эфире раздался гром, протяжные посвисты. Связь нарушилась.
Весь наш отряд у рации. Появился Павел. Он убегает к колхозной больнице, где медсестра делает перевязку Дагаю. Врач на косе с рыбаками. Мы ждем Павла у рации, надеемся, что связь с районом будет. Время безжалостно уходит, но помочь беде нельзя.
Вспоминаются последние слова Лукьяна, принесшего горестную весть на рассвете:
— Дагай сеть
— Самолет! — Паша рванул дверь почты и понесся под угор на реку.
Вдоль Сургутихи от Енисея шел гидровариант самолета АН-2 № 210. Около мостков засольни на мертвом якоре качалась бочка. С ходу снижаясь, самолет ударил поплавками по воде и, подняв брызги, подрулил к бочке.
В Верещагине был хирург. Когда прилетевшие врачи скрылись в больнице, я заметил, что к засольне пристала моторка. Двое вышли на берег. Один поспешил к больнице, другой, грузный пожилой человек, шел прямо на меня. Его я никак не ожидал.
— Удружили, нечего сказать. Сагитировали Дагая, — налетел с упреками председатель Гавриленко. — Такого охотника загубили!
— Что вы его хороните! Рана не опасная. Дагай будет жить и охотиться.
— Я собирался на зиму на лоб людей уговаривать, а теперь! Что делать теперь?
— Продолжайте собираться, зимой пойдете.
— Кто пойдет? Наши люди знаешь, что говорят — проклятое это место. Сначала Чуй, теперь Дагай.
Прокоп Гавриленко с досадой махнул рукой и отвернулся.
— Слушайте, Прокоп Васильевич. Вы-то понимаете, что происшедшее — случайность: внезапно появившийся гусь, неосторожное обращение с ружьем?
— Да что я. Вы охотников убедите. Пока там никто из живых не будет, никого туда не заманишь.
— Мы пойдем!
— Вы? — Гавриленко даже ткнул пальцем в меня, — Я проводника вам дать не смогу. Вы не найдете. Лучше отправляйтесь на катере на Подкаменную, а мы здесь, дай бог поправится Дагай, сами разберемся.
Председатель повернулся и ушел в правление колхоза.
Операция прошла успешно. Пулю вытащили, она только слегка задела легкие. Дагай потерял много крови, но рана была неопасная.
После переливания крови, тяжелого сна Дагай почувствовал себя лучше. Врач, приехавший с Гавриленко от рыбаков, позвал меня в больницу.
— Вас Дагай зовет. Пройдите к нему, только долго не разговаривайте.
Дагай лежал на широкой больничной койке. Даже сквозь загар проступала болезненная бледность, лицо осунулось, но глаза были прежними — умными и подвижными.
Я присел около него. Он слегка приподнял руку, протягивая для приветствия. Рука была холодной, потной, Я поправил ему подушку и тихо спросил:
— Очень больно?
Дагай улыбнулся:
— Ничего. Сам
— Да так, особенно ничего не говорят.
— Врешь, парень. Я пока в лодке лежал, сам слышал, что говорили. Обидно, что так получилось, я ведь на самом деле сети собрал, на лоб решил пойти.
— Дагай, Павел себя виновным считает.
Дагай резко мотнул головой:
— Что ты, я виноват. Зачем за дуло тянул. Я дурак, а на лоб надо идти. Поправлюсь — пойду, там жить буду. Место хорошее. Там человек поживет, и наши люди про шаманов не вспомнят.
Вошел врач. Пора уходить. Я наклонился к Дагаю:
— Дагай, наш отряд — мы все пойдем на лоб. Завтра же. Мы еще придем к тебе. Ты скажешь, как идти, хорошо?
Дагай схватил меня за руку и, напрягаясь, пожал ее:
— Я знал. Вы пойдете. Завтра идите. До моего рыбачьего стана дойдете, там сын мой Токуле вас ждет. Я знал. Он вас ждет.
— Спасибо, Дагай. Поправляйся, скорей поправляйся.
*
Все готово для похода. Рюкзаки, заправленные пленкой фотокамеры, даже припасены лопаты и кайла — будем вскрывать древние могилы и древние жилища. Ведь много сотен лет на лбу жили люди!
Вечером у Дагая поднялась температура; врач успокоил — так бывает. Мы все зашли к нашему другу, но он спал. Ничего, навестим утром, перед отплытием! Паша наладил моторную лодку, он обещал добросить нас до стоянки Токуле.
Наши хозяева устроили настоящий пир. За ужином на столе рассыпчатая картошка, свежая жареная стерлядь, малосольная осетрина, черная икра, ягоды и пока еще редкие — привозные — помидоры. Мы же со своей стороны заварили концентраты какао и сделали тянучки из сгущенного молока.
Во время ужина пришел старик Лукьян, сел за общий стол и не без удовольствия разделил с нами трапезу.
Лукьян внимательно наблюдал за нами, прислушивался к шуткам, а мы с нетерпением ждали его расспросов— в поселке знали, куда завтра пойдет лодка!
Ужин кончился, но старик молчал, курил трубку и улыбался.
Лукьян собрался уходить, задержался у двери.
— На лоб идете… Хорошие люди, вроде как мой сын…
*
С утра ветер «верховка». По многовековым наблюдениям, он приносит ненастье — дождь или снег. Выяснивает небо, как правило, сивер. Тучи сгрудились над поселком, и вдалеке уже повисли дождевые полотнища. На реке, сжатой высокими берегами, только на северной стороне заметное волнение. Верховка идет над землей.